Дубравка Угрешич - Снесла Баба Яга яичко

Диптих в прозе вашего автора как бы вставлен в явно бросающуюся в глаза орнитологическую рамку: действие первой части помещено в границы трехлетнего периода, обозначенного нашествием и исходом скворцов в одном из районов Загреба. В самом начале второй части, из газет, которые читает Арнош Козени в первый день, мы узнаем, что обнаружен вирус птичьего гриппа Н5, а в последний день, опять же из газет того же Арноша Козени, становится известно, что на чешских птицефермах уничтожены тысячи голов птицы из-за подозрения, что они заражены вирусом H5N1. Во второй части вообще огромное множество «птичьих» деталей. Не хотелось бы углубляться здесь в более подробный анализ, поэтому оставляю вам, господин редактор, возможность немного посидеть на яйцах символики первой и второй части текста.

Одна болгарская народная легенда рассказывает о том, как архангел Михаил встретил некую женщину и спросил, откуда она и кто такая.

«Я ведьма, а в дома людей проникаю как змея», — ответила женщина. Архангел ее связал и принялся бить железным прутом. «Буду бить тебя, пока не назовешь мне все свои имена», — сказал он ей. И ведьма принялась перечислять свои имена и дошла до девятнадцатого. Легенду трудно перевести, потому что в процессе многочисленных устных пересказов она благодаря эффекту «испорченного телефона» превратилась в сплав древнееврейского, древнегреческого, болгарского и кто знает каких еще языков, так что многие слова (за исключением, например, таких, как «убийца», «клеветница», «блудница», «осища», т. е., видимо, очень крупная оса) нельзя перевести с полной уверенностью в корректности. Но в том тексте, который дошел до наших дней, в конце концов получается, что ведьма так и не открыла архангелу ни всех своих имен, ни всех своих обличий.

Так же и с Бабой Ягой. Рассказы о ней находятся в обороте сотни и сотни лет, они передаются из уст в уста, из уха в ухо. Несмотря на то что рассказчики (а позже и толкователи) избивали ее прутьями своих интерпретаций, им так и не удалось выявить все ее «имена». И сама отчасти мизогиничная, Баба Яга была (и остается) объектом ужасающей мизогинии: ее били, топили, бросали в огонь, подковывали, прибивали гвоздями, отрубали ей голову, пронзали ее мечами, били ее по языку молотом на наковальне, зажаривали в печи, чудовищно оскорбляли в сказках, эпических песнях, частушках, былинах и детских издевательских присказках [108].

Повторим еще раз: Баба Яга — ведьма, но она не принадлежит к ведьмовскому клану; она может быть и доброй, и злой; она и мать, и убийца собственных дочерей; она — женщина, но у нее нет и никогда не было мужа; она иногда помогает, но вместе с тем иногда плетет заговоры; она экскоммуницирована из человеческого общества, но коммуницирует с отдельными людьми; она и воительница, и домоседка; она и «мертвец», и живое существо; она зажаривает в печи маленьких детей, но в результате и ей самой случается оказаться зажаренной; она летает, но одновременно прикована к земле; она второстепенный персонаж, но вместе с тем и ключевая фигура на пути героев к (его или ее) счастью.

Ее характер зависел от устной передачи, от бесчисленных анонимных рассказчиков и рассказчиц, которые из десятилетия в десятилетие строили и достраивали ее образ. Она — коллективное произведение и коллективное зеркало. Ее биография начинается в лучшие времена, когда она была Золотой Бабой, Великой Богиней, Матерью Землей, Мокошью. После перехода к патриархату она потеряла могущество и стала отверженным страшилищем, которое, правда, сохранило способность совершать некоторые трюки. Сегодня Баба Яга прозябает в тесном пространстве своей избушки, как фетус в материнской утробе или как труп в гробу.

В переводе на осовремененный язык Бабу Ягу можно назвать «диссиденткой», отщепенцем, одиночкой, старой девой, старой уродиной, неудачницей. Она никогда не выходила замуж и, складывается впечатление, не заводила друзей. Имена ее любовников, если, конечно, они у нее были, остаются неизвестными. Она не любит детей, ее нельзя назвать заботливой матерью, она, несмотря на преклонные годы, не стала бабушкой, окруженной любимыми внуками. Она даже не умеет хорошо готовить. Ее функция одновременно и ключевая, и приграничная: «любезные» и «нелюбезные» герои остановятся перед ее избушкой, наедятся, напьются, попарятся в ее бане, получат от нее совет, а то и волшебные дары, которые помогут им достичь цели, и исчезнут. Никто из них никогда не вернется с букетом цветов и коробкой шоколадных конфет, не постучит в ее дверь снова.