Дмитрий Вересов - Дети белых ночей

Во время этой встречи у Александра вдруг родилась не менее здравая мысль. Раз Григорьев отвечает в горкоме комсомола за молодежные ВИА, ни у кого другого в городе нет такого широкого доступа к самодеятельному творчеству масс. И если в этом самом творчестве хорошенько поискать, можно найти свое жемчужное зернышко.

Но сначала, и это вопрос престижа, уважения к самому себе, нужно попытаться действовать самостоятельно. Он остановился у барочной ограды Шереметевского дворца, закурил длинную черную Santos-Dumont и стал внимательно рассматривать чугунное кружево. Вязь графской ограды отвлекла его от конструктивных размышлений. Акентьев, закурив вторую сигарету, с видом тонкого ценителя принялся изучать решетку. «Вот ходишь, суетишься, а рядом...»

– Извините, молодой человек, задумалась на ходу,– натолкнувшаяся на него женщина была невысокого роста, пострижена «под гавроша», в приталенном пыльнике и тупоносых туфлях с гулливеровскими пряжками.– Еще раз – извините,– и, не дожидаясь его реакции, она медленной походкой отрешенного от суеты жизни человека направилась дальше, в сторону моста Белинского.

«Откуда я ее знаю?» – В третий раз за последние четверть часа мысли Акентьева сменили направление. Он бросил окурок под ноги и зашагал к дому. Мысль никак не отпускала, раз за разом вызывая в памяти лицо пожилой женщины. И лишь когда остановился у светофора на Невском проспекте, его осенило: «Флора Алексеевна – мать Женьки Невского!» Он еле дождался зеленого сигнала. Внезапно Акентьев почувствовал слабость, липкая испарина вызвала брезгливое ощущение. Срочно захотелось домой и – «в ванну, в ванну, в ванну!».

По переходу он почти бежал.

«Чертовщина какая-то! То Марков, то Невский... Нет, это все глюки, коньяк в жару...»

Снова вспомнились случайно услышанные слова того лысого из «Канатника»:

– Ну-с, месье Сикорский, поскольку определенной цели я не имел, а зол на этого Маркова был чрезвычайно, то и дал ему самую идиотскую установку, какую смог придумать. Не пытайтесь угадывать, задача была проста: просить руки и сердца у Маргарет Тэтчер.

– Ого!

– То-то и «Ого!», что этот гаденыш вдруг открывает глаза и на полном серьезе, будто «железная леди» принимает в соседней комнате, заявляет...

– Ну-ну?

– «Там есть более достойные претенденты».

Они продолжали разговор, но Акентьев уже расплатился с официантом, и задерживаться дольше было неудобно. Да и мало ли Марковых в России? То, что его разыскивает этот шлепогубый одноклассник, еще ничего не значит.

У библиотеки Маяковского он был вынужден сбросить темп, а потом и вовсе остановиться. Такое с ним случилось впервые – ноги не шли. Переплет прислонился к стене и инстинктивно согнулся от резкой боли в желудке.

Впервые в жизни ему было страшно. Действительно страшно и стыдно. Стыдно, что прохожие видят его, Александра Акентьева, жалким и беспомощным, загибающимся на улице. Он повернул голову к библиотечной стене, и глаза уткнулись в запыленное стекло цокольного окошка. В нем, как в зеркале, отражались растущие на набережной липы, проезжающие мимо машины... но вместо собственного отражения Акентьев вдруг увидел другое лицо: переливаясь мороком, на него смотрел Женька Невский. Ужас охватил Переплета, он истошно закричал и наконец-то обрел способность к передвижению.

Альбина скорее почувствовала, чем услышала, как открылась входная дверь. Она выглянула в коридор. Марлен Андреевич, вернувшись в неурочный час, неуклюже топтался у вешалки и все никак не мог сладить с непокорным зонтом. Всякий раз, когда Вихорев пытался закрепить сложенные спицы, самурайская поделка подло выстреливала вверх, раскидывая свой черный парашют.

– Папа, давай я попробую,– и только теперь, когда отец повернул к ней свое лицо, по его странному выражению Альбина поняла – случилось что-то страшное.

Из гостиной музыкальным дождем лился Дебюсси, а в коридоре отец и дочь молча смотрели друг на друга. Она – прикрыв рот обеими руками, он – с раскрытым зонтом в руке.

Наконец поток музыкальных звуков иссяк. Квартиру заполнил метрономный стук холостого хода проигрывателя, усиленный мощными колонками. Пауза была слишком долгой. Альбина опустила руки.

– Что, папочка? Что случилось?

– Мамы больше нет...– Он отбросил зонт и, грузно опустившись на обувной ларь, закрыл лицо руками.

Дочь, неслышно подойдя к отцу, опустилась на колени.

– Что... Что произошло?!