Дмитрий Вересов - Дети белых ночей

И в этот момент Флора поняла, что единственное, что она действительно в этой жизни знает,– каким мужчиной надо быть. А вот какой надо быть женщиной – не имеет ни малейшего понятия. И даже найденный в журнальном фонде французский женский журнал «Мари-Клер» был тут бессилен.

Как жаль, что она не родилась мальчиком. Вот это была бы удача...

Впрочем, как показала жизнь, «Мари-Клер» все-таки пригодился.

Там она присмотрела себе короткую мальчишескую стрижку. И теперь, в тридцать лет, ее облик приобрел некий стиль. А главное, были выброшены папильотки, вот уже пятнадцать лет лишающие ее права на здоровый сон.

После работы она надевала свое болотное пальто букле с двумя рядами черных лакированных пуговиц, надвигала на одно ухо берет и шла домой по опустевшему Невскому. Переходила через Фонтанку. А потом заворачивала на Маяковского. Маршрут был приятен ей в любую погоду.

В день зарплаты она заходила в Елисеевский и покупала им с мамой что-нибудь вкусненькое. Ветчины или орешков в шоколаде. Но только чуть-чуть. Грамм двести, не больше. Брать больше ей казалось просто неприличным. Да и радости от жизни она тоже привыкла брать примерно в том же объеме.

Флора была убеждена, что у каждого человека на земле есть свое призвание, свой талант. Но поди разберись, что тебе было назначено, если с детства на виду только две профессии – врач и учитель. А талант ведь может вовсе и не вписываться в профессиональные рамки.

Иногда Флоре казалось, что у нее талант узника.

Если бы ее посадили на всю жизнь в темницу, она и там нашла бы для себя что-нибудь интересное. Авангардный ритм лапок бегающей по ее ноге крысы. Или план побега, нарисованный на стене суетливой мухой.

Вот и в своей монотонной работе она находила захватывающий интерес исследователя. Несколько раз в неделю она работала в фонде. Выполняя заявки, она раскладывала книги по стопкам на фамилию заказчика. Это она очень любила. И никогда особенно не торопилась. Ей было ужасно интересно понять, для чего в одни руки попадают на первый взгляд совершенно не связанные между собой фолианты. Над чем человек работает? Что хочет выяснить?

Конечно, когда речь шла о точных науках, ей и задумываться особенно было не над чем. Тут все было понятно. Но вот Мариенгоф, «Мартин Иден» и «Анна Каренина» наталкивали на определенные мысли только вкупе с томом психиатрии и учебником судебной медицины.

Больше всего она любила задачи сложные, неразрешимые. А самым волшебным моментом в конце этой головоломки был визит заказчика-читателя. Результат всегда казался ей неожиданным. Или просто она была плохим психологом...

В последний раз ее заинтриговало требование в одни руки Еврипида, Макаренко, Фрейда и «Кузнечного дела в Омской губернии».

Ближе к девяти вечера читателей в зале почти не осталось. Только студенты засиживались допоздна. Был конец декабря. За окнами медленно и нарядно падали крупные хлопья снега. Она сидела и листала «Кузнечное дело». Ей все-таки ужасно хотелось понять, что связывает это грубое дело с трудами Фрейда, которого ей уже неоднократно случалось выдавать в более понятных комплектах. И, надо же такому случиться, именно в это время ей протянул свой читательский билет тот, кто этот заказ сделал.

Она несколько стушевалась. Во-первых, потому, что книги, предназначавшиеся для него, лежали прямо перед ней в бесстыдно раскрытом виде. И он это прекрасно видел. А во-вторых, потому, что он улыбался. Он был молод, хорош собой. И улыбался ей. Этот факт ее просто потряс.

– Интересно? – спросил он, как будто они давно были знакомы.

– Честно говоря...– Она сделала замысловатый жест рукой вместо не пришедших ей в голову в этот момент нужных слов.

На секунду глаза его задержались на ее черном перстне.

– А я все-таки посмотрю,– прервал он ее мучения.– Разрешите? – И попытался вынуть из ее сведенных судорогой пальцев «Кузнечное дело». Улыбнулся, уже несколько напряженно. И ушел в самый дальний угол зала.

Никогда еще ни единым словом не обнаруживала она перед читателем собственной осведомленности о роде его интересов. Ей казалось, что это неэтично. Когда она выдавала Фрейда, ей вообще неловко было смотреть людям в глаза. А на этот раз глаза оказались еще и совершенно гибельного для нее синего цвета.

В тот вечер они не сказали друг другу больше ни слова. Когда читателей стали выгонять звоном колокольчика, он быстро сдал книги и стремительно ушел.

Но в течение следующей, предновогодней, недели приходил раз пять. Видимо, готовился к зимней сессии. Флора сидела за столом в зале с зелеными абажурами и, прикрыв ладонью глаза, якобы сосредоточивалась на работе. На самом же деле сквозь пальцы смотрела в дальний угол, туда, куда каждый раз забивался ее читатель. У него было совершенно не комсомольское лицо. Хищное. А глаза... Серьгу в ухо, револьвер за пояс – и готовый флибустьер с сомнительной репутацией. Хотя для пирата был он, пожалуй, слишком субтильного телосложения. Хлипковат. Может быть, просто еще не окреп... Флора была старше его как минимум лет на десять. И, возможно, поэтому ей, наконец, хватило ума воспользоваться своим положением.