Видно, был сквозняк. В ярангу поддувало.
Стоило мне только задуматься о том, что произошло, как старухи заворочались, и все три одновременно проснулись.
- - - Здравствуйте, - - - выдавил я из себя. Они посмотрели на меня, как будто я был дьявол.
- - - Ты кто?! - - - вскрикнула одна.
Остальные молчали. Может, они не могли говорить по- русски.
Я все объяснил. Как мог. Про то, что должен им потереть спинки, я промолчал.
- - - А! - - - Наконец! - - - вскрикнула старуха. Я их не мог никак различать. Точно, они были, как грецкие орехи.
Они все три начали оживленно болтать между собой.
Я сидел голый, съежившись, как кулак на ветру.
- - - Все - - - пойдем - - - уже надо идти, - - - пояснила одна, - - - в баню - - -
И они поднялись. Вышли. Я начал искать свою одежду. Ее не было.
Выходит, я должен был идти голым! Час от часу было не легче! Ебаная жизнь! Ни минуты покоя!
Я стал ругаться, как Танкист.
Потом, когда запал кончился, я остался в тишине, как и был - голый.
Вдохнув, я откинул полость шкуры и вышел.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Первое, что я увидел, - это кучка старух. Первое, что почувствовал, - раскаленный снег под ногами.
Конечно, в этот край пришла весна. Солнце было как начищенная пуговица.
Но все-таки, черт побери, было градусов двадцать. Холодновато. Утро.
Я сделал первый шаг, потом еще. Мошонка ощутимо подтянулась к животу.
Сперматозоиды, наверное, метались. Ветер был такой, про который говорят "легкий бриз".
У меня от него побежали мурашки везде. Волосы вздыбились даже под мышками. Я понял, что это тупик.
И тут я расхохотался. Я увидел себя со стороны. Голый, вставший от холода на пуанты. С подобранной испуганной мошонкой. С лицом глупым, напряженным. Посреди глаз, посреди этой ебаной Арктики, в затерянном стойбище для полумертвых старух...
Хохоча, я шел к ним. Смеясь от души.
Я чувствовал, как тяжесть последних лет скользит с плеч, как рюкзак.
Как становится легко. Я чуть не начал кататься со смеху. Чуть было не рухнул в сугроб.
Я остановился. Я не мог идти. Я хохотал.
Старухи сами подошли. Серьезные, молчаливые. От этого я вообще чуть не упал.
И тут услышал громкий смех. Это был наш хозяин. Он тоже смеялся.
Еще бы немного, и я бы пустился в пляс! Я бы плясал, пел, говорил бы разными голосами, свистел, пукал, хрюкал! Я бы исполнил весь свой репертуар для этих старух! Я остановился. Перестал смеяться. Я увидел этих старух перед собой.
Их лица вовсе не были одинаковы и серьезны. Они просто очень жалели меня!
Они смотрели на мое тело, на мой член, сморщенный от холода, на мои руки, повисшие вдоль худых ног. На мое дергающееся лицо.
И тут произошло то, чего я никак не ожидал! Они начали покатываться со смеху! Раскачиваясь, прижав руки к животам, они смеялись.
Светило солнце. Я стоял, улыбаясь всему, что происходило. Почему они начали хохотать? Над чем? Тогда это было не важно.
Теперь, в Париже, на рю Термопиль, я, конечно, понимаю, над чем они смеялись. Те старухи, которые должны были умереть. И которых сейчас уже нет в живых.
Они смеялись над той серьезностью, с которой я вышел из яранги.
Над той серьезностью, с которой я взвалил на себя свою собственную природу.
Над той легкостью, с которой скользнула с плеч моих моя армейская жизнь.
Над тем героизмом на моей морде, с которым я хотел плясать для них.
Над тем, как мой Шут превратился в серьезного Клоуна. Они смеялись в то утро, затерянные старые женщины.
Я думал, что они больны своей смертью, своей жизнью. Но они были здоровы. Это я в тот момент был болен. Я был тяжел, как капризный инвалид.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Через час я уже тер их спины. Это была работенка!
В натопленной яранге, без воды, только открытый котел на огне. С меня сошло семь потов.
Их спины были как стиральная доска моей прабабушки. Я растирал их сначала шкурой. Чтоб они вспотели.
Чтобы заставить сухих, как щепки, старух вспотеть, нужен не один черт с веником, а штук пять-шесть. Чтоб хлестали, перекуривали и снова хлестали.
А я был один.
Только я успевал разогреть одну, как другая делала знаки, что уже замерзает.
Я мчался к ней. И принимался снова. Мой член болтался, как колокольчик на шее мчащейся во весь опор коровы. Я их тер, будто старался быстро-быстро стереть что-то с их спин.
Временами казалось, что сейчас я увижу их белые ребра. Только я успевал выжать хотя бы покраснение, хоть маленькое красное пятнышко на спине одной, как меня уже кричала другая.
Читать дальше