Ирен Немировски - Осенние мухи. Повести

После обеда два бывших министра надолго уединились в рабочем кабинете Курилова.

— Думаю, старый лис явился, чтобы обсудить женитьбу своего сына на мадемуазель Ирине, — шепнул Фрёлих, кивнув на обеспокоенное лицо Ирины Валерьяновны.

За ужином Даль выглядел довольным и, прежде чем откланяться, несколько раз поцеловал девушке руку. Этот необычный жест ясно выдавал его намерения. После ухода барона Курилов приказал позвать Ирину Валерьяновну, но та уже поднялась к себе, и разговор состоялся только на следующее утро и в моем присутствии (считалось, что я не знаю русского).

Всю ночь Курилова мучили сильные боли. Назавтра, когда дочь зашла пожелать ему доброго утра, он задержал ее.

— Дорогая, барон Даль оказал мне честь, попросив твоей руки для своего сына, — торжественно объявил он. — Мы говорили об этом в прошлом году…

— Знаю, папа, но я не люблю его… — едва слышно промолвила девушка.

— Девочка моя, речь идет о высших интересах, — высокопарным тоном объявил Курилов.

— Даля интересуют только мои деньги, а вы…

Курилов побагровел и стукнул кулаком по столу:

— Не вмешивайся не в свое дело! Ты станешь замужней дамой, богатой и свободной, разве это не достаточно?

— Я ведь права? — продолжила девушка, не слушая отца. — Вы хотите заключить союз с бароном? Он наверняка пообещал вернуть этот злосчастный пост, если я дам согласие на брак? Так ведь?

— Так, — кивнул Курилов, — ты умница, ты все поняла. Но почему я хочу его получить, как ты полагаешь? (Могу поклясться, что в эту минуту он был совершенно искренен…) Это мой крест, я болен, я очень болен, детка, но я до последнего вздоха, до самой могилы буду верой и правдой служить императору, своей стране и несчастным детям, которых революционеры сбивают с пути истинного. Я должен надзирать за ними, наказывать их, если потребуется, но по-отечески, а не так, как это делал Даль, чья преступная небрежность погубила много молодых жизней. Барон действительно пообещал мне свою помощь, если ты выйдешь замуж за его сына. Государь очень ценит барона, он отправил его в отставку под давлением общественного мнения, после того ужасного происшествия. Даль играет неприглядную роль… — В голосе Курилова прозвучала брезгливость. — Но Бог ему судья. Моя совесть чиста. Дали — почтенный род, в прошлом члены наших семей не единожды соединялись узами брака… Нет ничего дурного в том, что барон хочет приумножить состояние, женив сына на богатой наследнице, что до любви, бедная моя девочка…

Курилов замолчал, осознав, что по привычке перешел на французский, как это всегда бывало в разговоре на деликатную тему…

— Прошу прощения, господин Легран… Вы нас не оставите?

Я удалился.

В тот же вечер Курилов увел дочь на дальнюю аллею, они долго о чем-то говорили, отец выглядел очень довольным, а дочь была бледна, и я уловил в ее взгляде печальную насмешку.

Ночью я вышел на балкон и увидел одетую в белый пеньюар Ирину Валерьяновну. Девушка сидела, опустив голову на обнаженные руки, и плакала. Я понял — она дала согласие на брак и теперь все изменится.

Вскоре было объявлено о помолвке, и однажды утром Курилов дрожащими руками распечатал конверт, где лежала маленькая фотография императрицы с двумя дочерьми, знак высочайшего прощения. Он повесил снимок над рабочим столом, под иконой в золотом окладе.

Оставалось дождаться депеши от императора, и все мы ждали ее с разными чувствами. Сообщение пришло в середине сентября.

Курилов прочел ее вслух, осенил себя крестом и провозгласил со слезами на глазах:

— Тяжкий груз власти снова пал на мои слабые плечи, но я уповаю на Господа, Он не оставит меня Своей милостью.

У меня было странное чувство: новость поразила меня, я не мог не оценить жестокую иронию судьбы.

Близилась дата возвращения: с каждым днем Курилов выглядел все лучше, он окреп и был в хорошем расположении духа. Стояла изумительная погода. Я успел привыкнуть к горному воздуху и временами ощущал умиротворение и покой, но в другие моменты на меня наваливалась вселенская усталость, хотелось разбить голову о скалы… дивной красоты скалы, так похожие на здешние…

Однажды вечером я принял решение, объявил, что дела вынуждают меня немедленно вернуться в Швейцарию, и попросил о встрече с министром. После ужина, перед вечерним чаем, Курилов совершал предписанный врачом моцион, поднимаясь по узкой каменистой тропинке в гору. Я составил ему компанию.