Маша Трауб - Я никому ничего не должна

– Наверное, она поняла, что сделала ошибку, выйдя замуж за полковника, – рассуждала Нелли Альбертовна, – наверное, семью хотела нормальную. А вон как получилось. Это она от тоски слегла, от разочарования.

Нелли Альбертовна была на похоронах. И я была. В гробу лежала незнакомая женщина, почти лысая, очень худая, как девочка-подросток. Я даже думала, что мы ошиблись, не на те похороны попали. На дальнем, страшном и неухоженном кладбище, до которого добирались несколько часов, вокруг гроба стояли незнакомые, дурно пахнущие, уже нетрезвые люди, бегали разновозрастные дети. На поминках все напились всерьез, по-хорошему, и про Аделаиду никто не вспоминал – разговоры шли о ремонте, деньгах, найме грузовика для переезда… Мы с Нелли Альбертовной были там совсем чужими, лишними и быстро ушли. Андрей на похороны не пришел.

Полковник после смерти Аделаиды сделал в ее квартире капитальный ремонт, даже духа Аделаиды там не осталось. Поклеил обои, шкаф-купе поставил с зеркалами, стенку дорогую со стеклом, люстру нормальную, с висюльками и кресла с диваном в коже.

В ремонте и подборе мебели активное участие принимала жена полковника – она и бра на стену заказала, как канделябр, и плитку в ванную – дорогую, в цветах, чтобы «богато» смотрелось. Она же и шкафчики на кухне повесила – много-много, во всю стену. И уголок с диванчиком, как ей нравилось.

Да, полковник вернулся к жене. А что ему оставалось? Та, пребывавшая все два года в тупом замешательстве и очумении, наконец пришла в себя. Муж был рядом, тик прошел, и квартира вдруг появилась – большая, три комнаты плюс люджия, где она выращивала свои любимые бегонии. Жена была совершенно счастлива. Про Аделаиду не заикнулась ни разу, ни словом. Как будто ее и не было.

Я понимала Аделаиду. И даже догадывалась, что она чувствовала – думала, что, сменив профессию и мужа, изменится сама. Наверное, надеялась, что с этим простым и запрограммированным на оливье и шашлыки полковником обретет покой и стабильность. Наверное, ей надоели умные, рефлексирующие, пустые, хотя и обаятельные мужчины, а полковник обещал предсказуемость. Он говорил то, что думал, и делал то, что говорил. Ей не нужно было угадывать, догадываться, домысливать. Ей надоели мужские комплексы и «выверты». Ей нужен был обычный мужчина, без закидонов, от которого знаешь чего ждать и чьи желания и мечты понятны, предсказуемы и просты до тошноты. Мне было ее безумно жаль. Я сделала ту же ошибку, что и она. Я ведь тоже вышла замуж, чтобы не быть одной, чтобы не взбеситься от одиночества, чтобы жить так, как все: знать, что будет завтра.

В любовь в браке я не верила. Не верю и сейчас. Верю в то, что каждый человек ищет комфорта в своем понимании. Ищет удобства. Выгоды.

Лена вчера тоже пришла в тоскливом настроении. Села, налила себе чай. Помешивала осторожно ложечкой, зная, что я терпеть не могу брякающего звука.

– Ну и чего ты сидишь, как будто кол проглотила? – спросила я.

– Не знаю, – честно ответила она, – настроение плохое.

– Это климакс. Поздравляю.

– Александра Ивановна, вы все шутите…

– А что мне остается? Сходи куда-нибудь…

– Куда? Мне не с кем.

– Сходи одна.

– Это как-то неприлично. Буду как дура…

– А сидеть у меня и страдать – это как умная.

– Так хочется покоя… Чтобы никто не дергал, не скандалил, не учил жизни. Встретить бы хорошего порядочного человека…

– Лен, в твоем возрасте в человеческую порядочность уже не верят, как и в принцев.

– А я верю.

– Ну и дура.

– Знаю…

Лена ведь тоже обо мне ничего не знает, как и я о ней, – у нас такой пакт о невмешательстве в жизнь друг друга. Она не знала, что я была замужем. Хотя даже я в это сейчас верю с трудом. Как будто не со мной это было. И именно за таким мужчиной, о котором мечтала Лена, – хорошим и порядочным. И семейная жизнь, хоть и короткая, но была. Странно, но я только теперь об этом вспомнила. Настолько малый след оставили эти полтора года замужества в моей жизни. И мой бывший муж умер для меня давно. И именно его, казалось бы, близкого человека, я не держу в мыслях, даже не помню даты его рождения.

Он был очень хорошим человеком: приличным, ответственным. Чего еще желать? Мне кажется, я тоже не вызывала у него особых эмоций. И нам обоим казалось, что такой «разумный» брак может принести нам счастье и… успокоение, что ли.

Его звали Глеб. За все время брака я, по-моему, ни разу не обратилась к нему по имени. Язык не поворачивался. Глеб – слишком резко. А Глебушка – противно. Он тоже так и не смог подобрать для меня уменьшительно-ласкательное имя. Называл как бы шутя Александрой Ивановной, что меня раздражало.