Маша Трауб - Я никому ничего не должна

«Неужели эта дура Лена до сих пор на что-то рассчитывает? – подумала я тогда. – Неужели не прошла у нее та детская влюбленность? Пашка ведь ее никогда не выделял. Так, подшучивал, приобнимал, мог в щечку чмокнуть – Ленка краснела и бежала в туалет пить воду. Но все это было несерьезно».

Да, как выяснилось, Лена рассчитывала «пробудить воспоминания». Встреча одноклассников как встреча родственников. Вроде не виделись сто лет, а родные люди в каком-то смысле. И чем черт не шутит, может, и роман получится по старой, так сказать, памяти. Без лишних слов и экивоков – ведь знаем друг друга как облупленных.

Нет, Лена определенно нафантазировала себе страстную любовь, которой не страшны годы и которую она сохранила и сберегла. Смотрела на своего принца с животом, одышкой, лысиной и, судя по искреннему безразличию к Лене, импотенцией, как кошка, и все салатики подкладывала.

– Паш, скажи честно, что тебе нужно? Ты ведь не просто так сюда пришел салатики поесть, – спросила я его тихо, когда тот исполнил все положенные торжеству сценки – тосты, поцелуи рук, поздравления, заверения в любви.

– Я вас умоляю, Александра Ивановна, – драматично возмутился Пашка, – что мне может быть нужно? Только упасть вам в ноги и целовать.

– А конкретнее?

– Надо младшего моего сына поднатаскать по русскому. – Он вдруг стал серьезным.

Это его свойство – мимика лица, расслабление лицевых мышц – меня всегда потрясало. Он улыбался, а когда снимал с лица улыбку, становился жестким, холодным и страшно одиноким. И глаза – ледяные-ледяные. Жестокие. Даже я вздрагивала.

– Во сколько ты оцениваешь мой труд? – спросила я. На самом деле мне было все равно – за деньгами я никогда не гналась. Просто хотела его подзадорить, что ли. Поговорить на равных.

Пашка опять заулыбался.

– Я вас обожаю, Александра Ивановна. Вы – удивительная женщина. Ни маразм, ни Альцгеймер вам не грозят никогда! Вы – воплощение цинизма и здравого смысла! Договоримся. Бесценная вы наша!

Лена в этот момент пошла плакать в ванную. Мне даже стало ее жалко. Мечты в очередной раз рухнули. Пашка пришел ко мне с конкретной целью – нанять в качестве репетитора, а Лена просто попалась под руку. Вовремя позвонила.

С Пашки за занятия с его сыном я драла немыслимую сумму. Пашка хмыкал, но платил, видимо, понимая, за что. Странно, но мне даже не было стыдно. Сын, Паша-младший, Павлик, как называли его родители, был бестолочью, лентяем и хамом, если говорить откровенно. Избалованный, «педагогическая запущенность» в последней стадии. Павлик дерзил, смотрел нагло. Ему не репетитор был нужен, а воспитатель с ремнем. Чтобы драл как сидорову козу. Мне кажется, что Пашка это прекрасно понимал, поэтому и обратился именно ко мне.

Мать Павлика, которая во время первых занятий тихонечко сидела на кухне, уткнувшись в книжку, была совершенно аморфная, серая, забитая. Тетка и тетка. Я таких много видела. Даже не помню, как ее звали. То ли Света, то ли Наташа, что-то такое незатейливое. Удивительно, что Пашка на ней женился. Хотя, наверное, именно такая серость ему и была нужна. Чтобы слушалась, сидела раскрыв рот и внимала. Павлик мать ни во что не ставил, издевался над ней даже при мне, дерзил и не слушался. Отца боялся. Это я тоже сразу поняла.

– Павлик, положи тетрадь и ручку в рюкзак, – сказала его мама, когда мы закончили заниматься.

– Сама собирай, – огрызнулся он.

– Если ты еще раз ответишь своей матери в таком тоне, останешься у меня до утра. Я буду учить тебя, как нужно разговаривать со взрослыми, всю ночь будем заниматься, – вмешалась я.

Павлик, привыкший к каким-то другим угрозам, никак не ожидал такого. И замолчал. Не знаю, как дома, но при мне он старался помалкивать.

– Или ты будешь работать на уроке, или мы прекратим занятия. Мне позвать маму из кухни? – спросила как-то я, когда Павлик, вместо того чтобы слушать, втыкал в ластик ручку и карандаш – делал то ли самолет, то ли вертолет.

– Зовите, мне-то что, – пожал плечами мальчик.

– Нет, лучше давай я сразу отцу позвоню и скажу, что отказываюсь с тобой заниматься.

– Он вам деньги платит, вы не можете отказаться, – сказал Павлик и зыркнул на меня выжидательно.

– Еще как могу, – ответила я, – только вместо меня твой папа наймет другого репетитора, который тоже от тебя откажется. Никто тебя терпеть не будет, если ты не прекратишь выкаблучиваться. И папины деньги не помогут. Только плохо от этого будет не мне и не другой учительнице, а тебе. Я советую тебе самовыражаться по-другому. Для начала – стараться и заниматься. Тогда папа будет тобой гордиться и твоими достижениями тоже.