Зои Хеллер - Хроника одного скандала

Незадолго до ухода Конноли остановился перед постером с изображением древнеримской вазы из Британского музея и заметил — как странно, что какой-то человек («парень, который жил тыщи лет назад») собственными руками сварганил эту штуку. Шеба глянула на него с сомнением. До сих пор никто из детей не проявил ни малейшего интереса к постерам. Реплика Конноли настолько совпадала с ее ожиданиями, что она поначалу заподозрила его в издевательстве.

— Мозги прочищает, верно? — добавил Конноли, сдувая челку со лба. Ни намека на издевку Шеба в его лице не усмотрела.

— Верно, — с жаром согласилась она. — Именно — прочищает мозги.

Конноли собрался уходить, и Шеба предложила ему заглядывать и показывать свои рисунки в любое время.

— В следующий раз, быть может, попробуем что-нибудь слепить, — добавила она.

Конноли кивнул, но не ответил, и Шеба испугалась, что хватила через край. Не дождавшись Конноли ни на следующий день, ни в среду, ни в четверг, она сочла, что угадала.

Однако в пятницу парень явился вновь — в тот момент, когда Шеба загружала печь поделками. Оказывается, он не мог прийти раньше, потому что его все эти дни оставляли после уроков. Твердо решив на этот раз не давить на него, Шеба лишь пожала плечами и добавила, что всегда ему рада. Конноли снова принес рисунки, и снова они долго разбирали его работы, пока беседа сама собой не перешла на общие темы — о школе и прочем. Они проговорили почти два часа. Под конец встречи, когда Шеба в подробностях описывала процесс обжига, Конноли вдруг перебил ее:

— У вас очень красивый голос. — И добавил бесхитростно, что вместо того, чтобы работать учительницей, она запросто могла бы «выступать по телику — про погоду рассказывать или еще про что».

Шеба улыбнулась этой детской непосредственности.

— Буду иметь в виду, — ответила она.

На следующей неделе Конноли пришел с пустыми руками. Просто так, поболтать, объяснил он. Довольная, что мальчик решил навестить ее без предлога, Шеба не скрывала радости. У нее на столе лежал альбом репродукций Дега — Шеба принесла его в надежде увлечь балеринами девочек из восьмого класса. Конноли обратил внимание на книгу, и Шеба предложила посмотреть.

Он принялся листать страницы, время от времени задавая вопросы о какой-нибудь картине или скульптуре. Шебу приятно поразила реакция Конноли на картину под названием «Дурное настроение». Она прочитала ему комментарий — о том, что отношения между изображенными на полотне мужчиной и женщиной остались загадкой, и искусствоведы продолжают гадать, у кого из этих двоих, по замыслу Дега, было дурное настроение.

Конноли еще раз посмотрел на репродукцию и заявил, что никакой загадки нет: сразу понятно — сердится мужик. Склонившись над ним, женщина пытается что-то от него получить, а мужик злится, судя по сгорбленной позе. Под впечатлением от такой глубины мысли Шеба сказала парню, что у него природный дар постигать язык жестов. Когда Конноли ушел, она невольно прыснула со смеху. Вот удивились бы учителя, услышав рассуждения этого отстающего о Дега!

Со временем визиты Конноли в студию вошли в привычку. Осмелев, он все чаще делился с Шебой размышлениями об искусстве и устройстве мира. Случалось, прерывал разговор о каком-нибудь художнике, чтобы выглянуть в окно и восхититься причудливой формой облака или густо-сиреневым оттенком вечернего неба. А однажды (не обнаружив, должно быть, иного предмета для восторга) даже обратил свое внимание на шторы в классе. Потрогав грубую горчичную ткань, он нашел ее «интересным материалом».

Мне-то очевиден расчет в этих всплесках художественного вдохновения. Нет, я не обвиняю Конноли в цинизме. Парень всего лишь жаждал понравиться Шебе и доставить удовольствие. Ей хотелось видеть в нем ценителя прекрасного, и он вел себя соответственно. Если это цинично — значит, циничен сам процесс ухаживания. Конноли поступал так, как любой другой в похожей ситуации: преподносил товар наивыгоднейшим для клиента образом.

Шеба, однако, этого долго не понимала. Ей не приходило в голову считать тонкие рассуждения Конноли или «страсть» к обжиговой печи притворными. А догадавшись наконец, она была скорее тронута, чем разочарована. Шеба и по сей день яростно отстаивает «острый ум» и «богатую фантазию» Конноли. «Пусть даже он изображал интерес к чему-то его не трогающему, — говорит она. — Это лишь доказывает его завидную общительность». По мнению Шебы, учителя отказывали Конноли в интеллекте, потому что упорно списывали его со счетов как тупицу.