Зои Хеллер - Хроника одного скандала

— Я спросила — вы послали своих детей в частные школы?

В кухне повисло молчание.

— Верно? — добавила я.

Бэнгс, Элейн и Майкл изумленно уставились на меня. Через несколько секунд все трое ухмыльнулись. К этому времени каждый из учительского коллектива доподлинно знал, что дети Шебы учатся в частных школах (наша француженка Линда Пил добыла эту информацию еще в начале семестра), но никто до сих пор не рискнул подступиться к Шебе с этой темой. Трусили. Оговорюсь сразу — сама я ничего не имею против обучения в частных школах. Я начала учительствовать в платном учебном заведении в Дамфриз и, если бы не определенные трения с тамошним коллективом, возможно, работала бы и поныне. А вот для моих ограниченных коллег частное образование — не что иное, как смертный грех. Наряду с меховыми манто и охотой на лис оно занимает первые строчки в десятке вещей, Которые Никак Нельзя Одобрить.

На лице Шебы было написано удивление.

— Да, — ответила она. — Точнее, дочь сейчас в интернате. Какое-то время она училась в обычной школе в Мейтланд-Парк, но ей там не понравилось.

— Понятно, — сказала я. — А сын? Ему тоже не по душе пришлись хулиганы в госсшколе?

Шеба беззлобно улыбнулась:

— Видите ли, Бен посещает особую школу…

— Ага! — вставила я. — Особую, говорите.

— Да. — Шеба запнулась. — У него синдром Дауна.

Лица приготовившихся к ухмылкам Элейн и Майкла вытянулись. Бэнгс был близок к обмороку.

— О… — протянула я. — Мне жаль…

Шеба качнула головой:

— Это ни к чему.

Элейн и Майкл с Бэнгсом спешно сдвинули брови, нацепив маски слезливого сочувствия. У меня руки чесались влепить каждому по пощечине.

— Вы не поняли, — сказала я Шебе. — Мне жаль не того…

— Я поняла, — оборвала меня Шеба. — Что на такую новость скажешь?

Вот вам пожалуйста — вновь упрямое нежелание замечать мою агрессивность. Шеба казалась мне неким волшебным озером из сказки: ничто не в силах было потревожить зеркальную гладь ее вод. Любые мои подковырки и шпильки беззвучно исчезали в ее глубинах, не оставив и ряби на поверхности.

Я бы с радостью призналась, что была пристыжена. Сейчас мне, конечно, стыдно, но в тот момент я испытала лишь ярость. Кипучую ярость поражения. После этого случая я прекратила придираться к Шебе. Я просто держалась от нее подальше. Время от времени при встрече в школьном коридоре удостаивала ее чуть заметным кивком, но по большей части спешила мимо, устремив взгляд в пространство.

Ирония судьбы: я страдала от дружбы Шебы с толстухой Ходж, а Шеба в это время прямиком шагала к прелюбодеянию с несовершеннолетним. От меня не укрылся этот грустный факт. Горько вспоминать, что я так бездарно тратила время на разгадку тяготения Шебы к Сью, когда буквально у меня под носом назревала куда более фатальная связь. И тем не менее я не готова сказать, что мои тревоги были совершенно напрасны. По-моему, будь Шеба мудрее в выборе подруги — к примеру, если бы сразу выбрала меня, — она вполне могла бы избежать этой ужасной путаницы с Конноли. Я вовсе не собираюсь преувеличивать положительное влияние на Шебу дружбы со мной или, если уж на то пошло, пагубное влияние Сью. Мне изначально было свойственно сторониться азбучно примитивных объяснений поступка Шебы; и уж конечно, глупо было бы возлагать на кого-то другого ответственность за ее действия. Однако если бы в тот сложный жизненный период Шеба получила духовную поддержку здравомыслящей подруги, я уверена — ее куда меньше привлекли бы утехи Конноли, каковы бы они ни были. В сущности, вспоминая то время, я поражаюсь не столько неуместности своих тревог относительно Шебы, сколько, напротив, собственной интуиции. До чего же глубоко я прочувствовала беззащитность Шебы. Переживания насчет нее и Ходж, обида за то, что Шеба не впустила меня в свою жизнь, — все теперь, со стороны, видится более чем au point [9] Здесь: ясным (фр.). . Похоже, из всех друзей, родных и коллег Шебы я единственная ощутила, как отчаянно она нуждается в руководстве.

Сразу после каникул Конноли вновь появился в студии. Уроки закончились, и, оставшись в пристройке одна, Шеба собирала слепленных семиклассниками глиняных зверушек. Конноли сказал, что принес несколько своих рисунков, чтобы показать ей. День был дождливый; у Конноли чуб прилип ко лбу, а от одежды исходил сладковатый влажный запах. Он подошел ближе, и Шеба уловила его дыхание — такое же сладкое, почти конфетное. Они сели за стол и просмотрели наброски, сделанные, по ее совету, с натуры. Затем полюбовались глиняными пандами и львами семиклассников, хохоча над особенно несуразными. Шеба принялась разъяснять правила обжига керамики, и ее вдохновило внимание Конноли. Казалось, ему действительно было интересно. Любознательный мальчик, подумала она. И к знаниям тянется. Вот таким ей прежде и виделся учительский труд.