Петр Краснов - Заполье. Книга вторая

Можешь, кстати, и почеркушку набросать сейчас к очередному полит-фельетону: оппортунизм как знамя эпохи самой, хотя на эпоху-то никак не тянет это межвременье смрадное с фарсом придурков политиканских, паяцев нанятых на всех авансценах и шатких подмостках бывшей великой страны, так что за кулисами посмеиваются только, оно ведь и в самом же деле смешно, а ничто человеческое им, закулисным, отнюдь не чуждо — даже слишком человеческое…

С почеркушкой он не успел, явился Левин — за ответом, разумеется, — верстку номера предложил глянуть на мониторе. Захватив статью,

Иван неохотно прошел за ним в общую комнату, разговор предстоял не из простых, проходных. И увидел улыбающегося, навстречу ему вставшего из угла своего Мизгиря, других никого не было… Надо ж, как оперативно подкрепленье вызвал, лицедей, неплохо-таки возмущенье разыгравший ему час назад, негодованье благородное. И осторожничал совсем не зря, как знал, не стал при всех на летучке статью в номер заявлять, иначе сразу б на Сечовика нарвался…

— А не шарахнуть ли нам кофейку — двойного? — Давненько что-то не объявлялся он за своим кофейным аппаратом, разве что позванивать не забывал, о делах справлялся, хотя, угадывалось, вполне-то был осведомлен о них. — Или, может, незачем время мимолетное терять, а по коньячку сразу?

— Нет-нет! — неожиданно запротестовал Левин, даже руки выставил протестующе. — Дело у нас срочное, Владимир Георгиевич, вы уж… Экстренное, номер же горит, надо быстрей!

Перехватывал с этим актер самодеятельности, ничего-то не горело; и последовало то, что и должно было:

— Что еще за дело? Не секрет ежели?

— Да какие секреты… — небрежно подал ему Иван странички. — Статейка сомнительная, только и всего.

— Как — сомнительная? — оторопел Левин, стоячие глаза его округлились в неподдельном изумлении. — Вы ж сами сказали…

— Ну да. А вчитался — этак мы любое и каждое акционированное предприятие должны на прицел брать, громить. Нету криминала, Дима… Фактов стоящих — нетути! — Надо было сразу ломить, не давать опомниться — пока там, нахмурившись и даже будто губами шевеля, изображал чтение Мизгирь. — В суд подаст за клевету — и ведь выиграет, прав будет в общем-то. Тем более — завода поставщик… считай, нашего завода, так?

— А вот как поставщика и надо — упредить, приструнить! — поторопился Владимир Георгиевич, забыв статью долистнуть, глядя зло уже, настороженно. — Главное, рабочих предупредить, пролетарскую — да! — солидарность… э-э… выказать, иначе грош цена газете, да и нам тоже. Категорически за! Опоздаем если с этим — себе ж не простим. А предупредим, настроим рабочий люд — и никуда он не денется, Абросимов этот или как там его… В суд? Да хоть в Страсбургский, хоть к самой Карле! Отобьемся, надо будет — даже и проигрыш оплатим, но предприятье в народных руках оставим! Вот мой народный капитализм, мое кредо, ежели хотите. А это, — прихлопнул он статью ладонью длинной, — не токмо в газету, а и в листовки надобно и на столбы, на стены цехов клеить, каждому рабочему в руки, иначе не остановим захватчиков-перехватчиков. Ведь несчетно уже, сколько потеряли так, все-то зная-понимая… что, отдадим и это?! Печатать!

— Напечатать — не вопрос. Вопрос: что получим? — И не с ним спорь, ему ты как кивал, так и кивай согласно, а вот подчиненный твой явно не просекает, по-нынешнему говоря, всей глубины проблемы, слабоват еще такое решать, вот ему-то и втолковывай, учи. — Тут ведь даже не столько факты вменяются, Дим, сколько намерения, а их за хвост не ухватишь, дружище, и любой адвокат из нас, обвинителей, форшмак натуральный сделает и к судейскому столу подаст… ведь так, если юридически? Так? — перевел он взгляд на адвокатского барона, замотавшего тяжелой, рыжевато подпаленной неведомым огнем головой, несогласного. — И что-то не хочется никак в подставу эту лезть, другую щеку подставлять…

— Суд, процесс — это все вельми и вельми предположительно, я бы даже сказал — фантазийно… Не подаст, воры трусливы! Да и есть кому там не принять исковое заявленье, претензии недостаточными счесть… — Мизгирь, явно мимо ушей пропустив это, про подставу, глядел тяжело, упорно. — Где же ваш красный рефлекс на нашей белой идее, Иван Егорович?.. А вот я готов с этой не бумагой, нет — манифестом по членам правления нашего пройти, подписи за обнародованье собрать — тех, в ком совесть жива. И ведь же подпишутся!

— Да, это ж идея, — встрепенулся и Левин, — проголосовать большинством, как оно и… Времени в обрез, но ведь можно!