Сергей Смирнов - Хроника лишних времен. Главы из романа

— Плохи мои дела, мама, — по дурости разоткровенничался я. — Боюсь, я обречен на вечные скитания.

Этого говорить тоже не стоило.

В чем оно, провидение?.. Возьми г-жа Ч-ти «червонцы»… а не провалился бы я в тот же миг в Маньчжурию, в шубу, тихо умирать-замерзать под шаманские завывания?., не убил бы стариков своим последним, внезапным исчезновением без вести?

Я починил, как мог, серебряную шкатулку, выправил ее бока и с маленьким проектом на блокнотном листке посетил итальянского гравера.

«Потомкам г-жи Ч-ти — в собственные руки».

Никакого года. Никакой подписи.

Шкатулка провалилась глубоко в трещину Колизея. Я наскреб горстку мелких древних камешков и присыпал ими маленькую гробницу.

Я прожил в Риме семь лет.

В двадцать пятом умерла мама. Отец, торопясь следом, чаще, чем раньше, шутил, а в последний день долго сидел на постели, с легкой печалью смотрел сквозь стены и Рим, как когда-то в России, поверх моей гимназической фуражки — на опустошенный пригорок, на незримую красоту исчезнувшей березовой рощи.

Родители мои легли в землю где-то по соседству со стратегом Демаратом, с египтянкой Нисаэрт, тоже имевшей римское гражданство, и с честным римским префектом.

Только мне не было покоя в Риме, не было мне уже там места, где преклонить в покое голову.

Меня гнало прочь, я искал себе какой-нибудь город-нигде и нашел: Харбин. В конце концов, я ведь должен был попасть по указке полковника Чагина именно в Харбин, не попадись мне на пути та злополучная полынья.

Три года я просуществовал в Харбине, наслаждаясь лунным ликером.

И однажды я увидел сон, гремящий и яркий, сильнее яви.

Огромный табун грохотал водоворотом вокруг алого шатра.

Я догадался: в сердцевине шатра, на ложе — тело повелителя гуннов.

Я уже давно знал, читал еще в гимназии: в день погребения своего владыки варвары закрутили вокруг его ложа десять тысяч кобылиц.

Тяжелый вихрь вытягивался в небеса, поднимая воронкой душу Аттилы и его Марсов меч…

Я вскочил с постели.

Коренастые, похожие на мускулистую саранчу Апокалипсиса, лошади Аттилы грохотали по крышам Харбина.

«Еще три дня после окончания битвы души погибших сражались над Каталунскими полями…» Вот — предание. Как же я не догадался раньше!

Словно бы темное бельмо лежало на памяти — и вдруг растаяло.

Вот ради какой цели Аттила стремился к поражению на земле! Великая конница-орда мертвых — его новая непобедимая армия, живые стали ни к чему. Ему не терпелось взойти на краду, в погребальный огонь. Он опасался только одного — пренебречь правилами великой игры в кости.

Аттила не умрет. Он поведет своих лохматых гренадеров к звездам — топтать империи Млечного Пути и царства Андромеды. И наступит день, когда он, страшное чудовище Гарм, подступит к стенам Валхаллы. Боги тоже ждут Судного дня.

Что могу противопоставить им всем я, самозваный гипербореец? Могу!

Я соберу всех своих, неприкаянных и обремененных, залитых водами потопа: полковника Чагина, и воина Сигурда, и Рингельд, и стратега Демарата, и Нисаэрт — и всех своих, кого сумею разыскать. Я соберу их всех и, как Моисей, выведу их из пустыни страшной игры богов, называемой временем. Для чего-то я еще нужен живой…

Я соберу их всех по сусекам Вселенной и времен и выведу всех в землю неведомую, в ту пору неизвестную, и лишь спустя тысячу лет после того, как наш прах истлеет в ней, эту землю горделиво нарекут Третьим Римом. Там мы дождемся наконец Судного дня и скажем: «Господи, помилуй нас, грешных. Мы обманулись. Мы играли в плохую игру, но играли в нее честно — и до конца».

Уже после сдачи последней части рукописи в набор редакция получила достоверное известие о том, что Николай Аристархович Арапов убит в Маньчжурии при переходе границы советской России. Надеемся сообщить подробности в ближайших номерах.

Русский голос. 1929. № 10.