Однажды на утреннем построении он зазевался и, когда весь оркестр по резкому движению руки дирижера – старшего прапорщика Лысака –, оборвав марш, замолк, Сергей нанес лишний удар тарелками, и в утренней, июньской тишине огромного плаца, с тысячей двумястами солдат, офицеров и прапорщиков, молча и напряженно стоявшими пред маленьким, грузным полковником, долго и предательски звенела лишняя нота. Лысак, единственный прапорщик, стоявший спиной к командиру части, а лицом к военному оркестру, блеснув стеклами широких старомодных очков, выразительно и многообещающе посмотрел на Дробышева, мол, сы с тобой, голубь лихой, поговорим в клубе.
Вспомнив сейчас этот комичный случай, Сергей невольно улыбнулся. После того утреннего построения Лысак врезал ему звонкую затрещину и отправил на интеллектуальную работу – мытьё полов в актовом зале клуба.
Открылась дверь строевой части, выглянула девушка-сверхсрочница и окликнула Сергея.
Дробышев вернулся в строевой отел.
– Ты где лазиешь? – сердито сказал кадровик. – Я уже приказ на тебя у Папы подписал. Давай расписывайся.
Капитан показал Сергею, где ему следует расписаться.
– Вот здесь, и здесь.
Дробышев расписался.
– Смотри, мы тебе доверяем – отпускаем тебя в часть без сопровождения офицера. Ты должен быть на месте через сутки. Напоминаю тебе о дисциплинарной ответственности за самовольное оставление воинской части.
Дробышев вышел из штаба части ликующим. Ему доверили самому добраться до нового места службы. Уже здесь, в штабе нижнеподольской учебки, Сергей для себя решил, что ничего страшного не будет в том, если он несколько уклониться от основного маршрута и заедет домой, во Львов, а уже оттуда вернется в Говерловск.
Погода вполне соответствовала середине ноября – пасмурно, холодно. Но сегодня Сергей, не замечая этого, шагал по широкой аллее, соединявшей штаб части и здания казарм, радостно-возбужденный. Пинком подфутболил несколько из опавших на асфальт листьев – аллею теснили с обеих сторон пирамидальные тополя и липы.
Солдат свернул налево, к казармам. Асфальт закончился, и дальше тянулась дорожка, мелко усыпанная красным камнем.
Сергей прошёл вдоль спортивной площадки, поднялся на второй этаж, вошёл в свою казарму, ставшею за полгода родной.
В пустой казарме «на тумбочке» стоял один дневальный – рядовой Скоропад.
Ещё две недели назад, когда рота была почти в полном составе, днём было шумно, кипела бурная жизнь; но, как и положено, во всякой учебке, через полгода солдат раскидывали по боевым частям. От всей роты в последнюю неделю, кроме Дробышева, здесь оставалось только трое солдат. Двоих – Александра Шевченко и Алексея Ремизова – оставляли в роте, назначив на должности заместителей командиров взводов, а рядового Скоропада, по специальности – автослесаря, зачислили в РТО (роту технического обеспечения).
Старшина хотел оставить Дробышева в учебке. Он даже выбил Сергею специально для этого должность – полкового художника. Дробышев с детства хорошо рисовал, лучше всех в классе. Но ту работу, которую здесь предлагали, была не совсем ему по душе: после четырехмесячной, беззаботной службы в военном оркесте в новые обязанности полкового художника Дробышева входило писать тушью стенды, в которых объяснялись устройства двигателей к грузовым автомобилям. Писать приходилось плакатным пером. Работа была несложной, но требовала аккуратности, а как раз этого непоседе Сергею, ох, как не хватало. Буквы, выползавшие из-под его пера, получались кривые, пьяные. Некоторые из них прихрамывали. Всякая новая буква «А» была не похожа на свою сестру.
После четвёртого стенда Дробышев возненавидел свою работу. Закрывшись в своем рабочем кабинете, он сходил с ума со скуки.
Ему хотелось в настоящую, боевую часть. В Говерловск…
И вот, наконец, в руках Сергей сжимал командировочное предписание, вещевой и денежные аттестаты.
В каптёрке, за массивным столом, грузно восседал старшина роты – старший прапорщик Климчук. С мрачным лицом и тяжелым подбородком прапорщик Климчук внушал к себе уважение и страх. В прошлом, кандидат в мастера спорта по боксу, он был главарём местной шпаны и только чудом остался на свободе, в то время как почти все его дружки и приятели расселились по лагерям и тюрьмам.
Кроме старшины, в каптёрке находились рядовые Шевченко и Ремизов. Сидя на корточках, они разбирали мешки с химзащитой. Проверяли наличие противогазов.
Читать дальше