Александр Беляев: волчья жизнь, волчь законы...

– Ну что тебе рассказать о роте? РМО – рота материально-технического обеспечения. Основной костяк роты – это отделение ГСМ и автовзвод. Кроме того, есть ещё несколько «точек». Две офицерские гостиницы, свинарник, пожарники. Все это входит в РМО. Служба у нас несложная, но ответственная. Тебя, я думаю, определим в ГСМ. Если возникнут, какие вопросы, или проблемы, заходи, не стесняйся. А сейчас, извини, дела…

После обеда Дробышев помогал старшине, ходил на склад за чистым бельем.

Вечером, перед ужином, киевлянин сержант Ржавин, командир отделения ГСМ, с глазу на глаз спросил Рыжего:

– Ну, как там наш новый гусь?

– Да ничего. Нормальный пацан.

– Выходит, вы с ним помирились?

– Выходит, что так, – усмехнулся Рыжий.

– Я так понял, ты ему предъяву за утренние рамсы предъявлять не будешь?

– Пока нет. Подождем. Приглядеться надо. Кто он, чем дышит. Пока неясно.

– Смотри, – равнодушно сказал Ржавин.

– А ты что думаешь?

– Я что? Он против тебя борзанул. Лично мне по барабану. Думай сам.

– Короче, Дробь объяснил, что пошёл в отказ, опасаясь, что зачмыриться. Ему там какой-то стройбатовец напел, что уборку делать взападло, мол, посылай всех на… Ну я ему растусовал, что к чему. Сказал, что все понял, бунтовать больше не будет.

– Куда он денется с подводной лодки?!

– Ну, это понятно, – кривовато усмехнулся Рыжий.

– Но для профилактики дыню ему отбить надо. Уж больно гордо себя ведёт. Не люблю гордецов. Сегодня цеплять не буду, а завтра на ГСМ прижму слегка. Зацеплю по мелочам. Вечером помну фанеру.

…Так Дробышева приняли в роту.

– Товарищ сержант, разрешите отойти покурить? – спросил Дробышев, обратившись к Ржавин после ужина.

– Дробь, когда ко мне обращаешься, называй меня по имени, – сказал Ржавин. – Меня зовут Саша. У нас здесь не приятно, чтоб к сержанту обращались на «вы». Это у вас там, в учебке, так обращались. У нас здесь все попроще. И вообще, совет: будь попроще, и люди к тебе потянутся. Расслабься, Дробь! Есть такая пословица: кто не расслабиться, тот в полный рост хорошо не оттянется.

На ужине «гуси» сели за отдельный стол.

Арбузов, выполняя инструкции «дедов», глядя на Дробышева, хмуро сказал:

– Слышь, Дробь! Базар к тебе есть. Короче, поставил ты себя на первый взгляд неплохо. Только у нас в части такие варианты не прокатывают. Против дедов бунтовать нельзя. На революцию ты никого не поднимешь. Ты эту херню из головы выбрось. Если попробуешь бунтовать, мы тебя сами, своим же призывом, загасим. Понял?

Дробышев молча кивнул головой…

Он и сам в этом всё больше и больше убеждался. До армии, наслушавшись рассказов старших парней о «дедовщине», он по наивности рассуждал: «А почему бы всем духам не объединиться и не восстать против дедов?» Обработанный мощнейшей, крайне тенденциозной советской пропагандой, он наивно полагал, будто народ всегда может подняться на бунт и одержать победу в своей революции. Тому, как учила советская пропаганда, находилось масса примеров в истории: восстание народа под предводительством Емельяна Пугачева, Степана Разина, Ивана Болотникова, Спартака… При этом, конечно, «правдивая» пропаганда деликатно умалчивала о том, что все восстания, шедшие из среды простонародья, жестоко подавлялись… Кронштадтский мятеж, Тамбовское восстание 1919-1921 годов, Ярославское, Сибирское, Донское… Новочеркасская трагедия 1962…

Всего этого Дробышев, впрочем, не знал. Его познания в истории, как и большинства его сверстников, были крайне скудны. И, тем не менее, до призыва он наивно думал, что вот он, Сергей Дробышев, когда попадёт в Армию, непременно сумеет сплотить вокруг себя сильных и гордых ребят, не желающих терпеть ярмо «дедовщины», и они все вместе поднимут против «дедов» революцию.

Но в учебке «дедовщины» не было.

Точнее, она была везде, крепкой паутиной опутав все войсковые части, всех военных округов бывшего Советского Союза. В каждой части, в каждом коллективе она проявлялась по-своему. И целый ряд причин влиял на неё. Из каких солдат состояло то или иное подразделение, с каким мировоззрением и воспитанием эти солдаты попали в Армию. Также во многом зависело от того, в каком именно месте дислоцировалась войсковая часть, какой был у неё командир и офицеры, каково было их личное отношение к «дедовщине».

И ещё Сергей с каждым днём службы всё больше убеждался, что большинство офицеров и прапорщиков сами были заинтересованы в «дедовщине». Это же убеждение передавалось солдатам младшего призыва. Они быстро смирялись с существовавшим порядком сложившихся взаимоотношений и вскоре сами выступали их ярыми стронниками.