Дмитрий Алейников - Контора

Встреча была назначена в небольшом ресторанчике, неподалеку от офиса Виктора Степановича. Тесть молча выслушал Челышева, методично пережевывая мясо по-венециански.

— Спасибо тебе, Петро, за ужин, но зря ты меня вытащил, — сообщил тесть, отпивая вино. — Ты невнимательно меня слушал. Все под контролем. Твоя задача — работать, крутить доверенные тебе деньги. Если встанет вопрос о наездах, разборах, переделах — это не твой вопрос. Все эти проблемы — мои. Все подобные проблемы. Понимаешь? Любые. За тобой только налоги и сертификаты. Причем только до того невидимого порога, пока какой-нибудь буквоед не упрется рогом в грунт. Тогда — тоже к нам.

— Но все-таки... — Челышев с сомнением покачал головой.

— Что такое?

— Ну, я хочу сказать... Ведь суммы могут стать очень большими...

— И хорошо, — сухо отрезал тесть. — Все, хватит об этом. Если больше вопросов нет, то я поехал. Счастливо!

Челышев остался один на один со своими мыслями. Он представлял себя стоящим на капитанском мостике и наблюдающим за тем, как его судно летит к двум огромным рифам, поднявшимся из океанских глубин: к «Негоцианту» и «Конторе». Может, удастся проскочить между ними, а может, и нет.

Адмиралу, рисующему линии на плоской карте, легко говорить, что «все под контролем», а каково капитану наблюдать торчащие по бокам этой линии скалы? Все под контролем. И Челышеву оставалось только уповать на то, что его адмирал и впрямь все учел и рассчитал, а более всего надеяться на чудо, которое поможет миновать мрачные рифы. Чудо вроде того, что описывал в своих романах старина Жюль Верн. Любил он рассказывать о всяких фокусах с выплеснутым на воду жиром, который успокаивал волны и позволял судну проскочить в безопасную гавань. Полезные фокусы. Жаль, во времена великого фантазера не слыхали о «крышах» и «наездах», — сейчас мудрый совет Челышеву не повредил бы.

— Константин Николаевич, мне нужно с вами поговорить. — Борис вошел в кабинет и успел сесть прежде, чем хозяин кабинета что-либо ответил.

Да, Борису Апухтину очень нужно было поговорить со своим шефом. Просто не терпелось. Прошло уже три недели с того памятного дня, когда патрон пригласил его в свой кабинет для знакомства и предложил работать вместе.

Борису выделили стол с компьютером, кресло и два квадратных метра площади в просторной и светлой комнате, на дверях которой красовалась теперь табличка «Дирекция маркетинга». Окрыленный молодой человек готов был с утра до вечера генерировать идеи, готовить, обосновывать и просчитывать новые проекты. Комната, впрочем, казалась просторной и светлой только в первую неделю, когда Борис сидел в ней в гордом одиночестве. Но все менялось с пугающей быстротой. По нескольку раз на дню в комнату входили двое рабочих и вносили стол для очередного сотрудника. Уже к концу второй недели рабочим приходилось демонстрировать чудеса смекалки, чтобы найти место для нового рабочего места, а Борису, занявшему удобное место у окна, дабы добраться до дверей, приходилось следовать довольно мудреным фарватером, огибая столы и минуя кабели, торчащие из стоящих на них мониторов. Все эти новые сотрудники беспрестанно что-то делали: печатали, звонили, говорили, обсуждали меж собой, а по большей части обменивались репликами, не имеющими к деятельности фирмы никакого отношения. Если начистоту, то Борис вовсе не понимал, чем занимается большинство из них, выходило, не врал Саня Кузнецов, когда рассказывал о своих планах относительно штата отдела.

Гул стоял, как на аэродроме. Впрочем, проблему эту Апухтин решил просто: принес плеер, сунул в уши динамики, и Трэйси Чэпмен без труда перекрыла весь этот нестройный гул своим глубоким голосом. Борис и существовал бы благополучно, абстрагировавшись от этого шума, но каждый третий из новобранцев обращался к нему за помощью и консультацией.

Но, несмотря на все это, Борис благополучно продолжал работать, облекая свои идеи в солидно оформленные папочки с проектами. Готовые папочки он регулярно относил господину Подворскому, и, по самым скромным подсчетам, стопочка должна была вырасти солидная. И именно о судьбе этой стопочки хотел поговорить Борис со своим начальником. Что ждет их в ближайшем будущем? Пока Борис не получил ни одного отзыва о своих работах, и ничто не указывало на то, что по проектам начаты какие-то работы. Если все то, что напридумывал Борис, из рук вон плохо и в этом причина молчания шефа, то хотелось бы понять, чем не нравятся эти идеи. Обидно думать, что он разочаровал своего патрона. Если идеи хороши, то еще пуще хотелось услышать об этом. А так складывалось впечатление, что работы эти не читаются вовсе, а откладываются в долгий ящик, на потом. Словом, маркетолог Апухтин считал, что потрудился на славу, и желал услышать отзывы о своей работе, какими бы они ни были. Но Константин Николаевич уже неделю переносил встречу со своим «бесценным» сотрудником, ссылаясь на общую занятость и локальную загруженность в связи с надвигающейся выставкой.