Михаил Лоскутов - Тринадцатый караван

Но Мумин не мог ждать! Хаджими был стар, а Мумин был молод. Он хотел бы жить тоже очень давно и тоже на земле белуджей. Мумин смотрел в ту сторону, где должна быть эта земля. Там верблюд чесал бок о каменный уступ. За верблюдом ходили овцы. Еще ниже была долина и дремал афганский поселок — никакой земли белуджей!

— Ну, дальше! — говорил Мумин и теребил старого Хаджими за рукав.

— Да. Слон был большой, а я маленький. На нем ехал важный чиновник по улице. Да, он наступил мне на ногу...

Все это Мумин давно уже слыхал. Но ему было интересно знать, что дальше.

— Ты убил этого слона? — восклицал он, сверкая глазами и кусая ногти от нетерпения и мыслей; ему уже было завидно, что ему, Мумину, слон не наступил на ногу, что он не хромой и что он не может никому об этом рассказать.

— Да, убил слона. Да! Да! — Тут старик переставал дремать и тоже начинал сверкать глазами.

— Да, но прошлый раз ты рассказывал, что слона не убивал, а убил чиновника?..— сдерживая дыхание, осторожно спрашивал Мумин.

Старик останавливал глаза и яростно выплевывал табак на землю.

— И слона и чиновника! — восклицал он и хлопал себя по лбу.— Да, да! Я вспоминаю — я убил того и другого!

Он вынимал даже из-за пояса нож и показывал, как он убивал им слона,— он уже твердо верил, что он его убивал именно этим ножом. Мумин тоже верил — ему хотелось только, чтобы он тоже убивал слона. Мечтательно он оглядывался по сторонам — никаких слонов под рукой не было.

У него не было слонов, не было родной земли белуджей, ничего не было — даже отца с матерью. Правда, у него был такой замечательный дедушка, который мог убивать слонов и чиновников.

— Ты был очень сильным? — спрашивал Мумин.

— Да, очень,— говорил дед, успокаиваясь. Он лез за тыквой с табаком.

— Очень, очень, да, да. Очень...— бормотал он, жуя. табак и раскачиваясь на корточках, пока Мумин рисовал себе множество картин, вызванных в голове рассказами деда.

— Ну а тебе ничего за это не сделали? — спрашивал Мумин.

— За что?

— Ну, вот за слона, что ты убил.

— Какого слона?—удивленно спрашивал дед. Он на минуту открывал свои слезящиеся глаза и снова закрывал их. Он уже дремал и ничего не помнил.

Мумин махал на него рукой и, вскочив на ноги, легкой походкой белуджа шел с холма к шатрам своих соплеменников. Собака Аи молча вскакивала и, виляя хвостом, бежала за ним.

Утро вставало над шатрами, легкий дымок, перемешанный с туманом, поднимался от пепла костров. Последние сновидения уходили из волшебных замков, сделанных из старых тряпок и консервных ящиков, из ям, в которых спали белуджи, согревая друг друга тощими своими телами.

Шумный и говорливый народ белуджей вставал и собирался толпами и уже кричал и размахивал руками. Одни вскакивали на коней и ехали вниз, в долину, другие пешком тоже спускались по дороге к поселку.

Они шли пестрой толпой, смеясь и сверкая глазами, подведенными сурьмой. Они были в чалмах, свешивающихся на плечи, в широких халатах, босиком, с орлиными бровями и белоснежными зубами — гордый и нищий народ белуджей.

Они спешили: солнце стояло высоко, а мир был велик. Его нужно было обойти, посмотреть, многое повидать и послушать. Один базар в поселке чего стоил! О, это великое дело — базар! Много тут дел для белуджа.

Они рассыпались по улицам, шли в толпу, заглядывали в чайханы.

Некоторые — те, которые имели коней,— скакали верхом из одного конца города в другой и обратно. Они хмурили брови и подхлестывали коней, мчась галопом,— пусть все знают, какие они важные, эти белуджи, и как много у них дел в этом мире.

Другие шли, продираясь сквозь базарную толпу, строго рассматривая товары. Они раглядывали козу, и ощупывали шерсть, и пробовали на язык табак, и смотрели лошадям в зубы — пусть знают, что у белуджей тоже есть дела на базаре.

— Балучи пришли! Балучи! — кричали некоторые купцы из лавок.— Следите за своим товаром покрепче.

Но белуджи проходили мимо, презрительно сплевывая через зубы: пусть знают все, что белуджи не слушают всякий вздор, который мелют досужие языки.

— Балучи! Вот балучи! — говорили матери маленьким детям.— Они положат тебя в мешок и унесут в горы.

Маленький Мумин тоже шагал по городу. Он тоже был в огромной чалме и с ножом за поясом. Он воображал себя очень храбрым воином. Он сидел перед навесом чайханы и смотрел на проходящих. Его собака лежала, свернувшись калачиком, у его ног и дремала и сквозь дрему иногда хватала зубами блох на своем животе и грозно рычала. Она тоже что-нибудь из себя воображала. Белуджская собака не может не воображать.