Доктор Нгема изменила график, как обещала. Я мог бы уехать прямо во вторник, но не собрался: одолели тяжелые мысли, тоска. Вечером во вторник мы с Лоуренсом сидели в уголке отдыха перед телевизором. Мы оба были погружены в напряженные размышления о чем-то своем. Наконец я предложил съездить к Маме, пропустить по стаканчику.
— Нет, Фрэнк, что-то мне не хочется. Только не сегодня. Нет настроения.
— Поедемте, Лоуренс. Я угощаю. Мне нужно кое о чем с вами поговорить.
Это сообщение заставило его слегка воспрянуть. Сплетни и интриги — отлично, хоть как-то поможет отвлечься от невзгод личной жизни.
Когда мы приехали к Маме, оживленная атмосфера воскресила нас обоих. Не верилось, что этот крохотный дворик — переполненный, ярко освещенный — со всех сторон окружен пустотой и безнадежностью. Один шаг — и из мира уныния ты попадаешь туда, где уютно, где галдят люди и гремит музыка.
— Что тут происходит? — спросил Лоуренс. — Вечеринка?
— За то время, пока вас здесь не было, кое-что переменилось.
О военных он слышал, но сам их еще не видел. Даже не подозревал, что их присутствие может на что-то повлиять. Впрочем, удивился даже я: посетителей в зале как минимум вдвое больше, чем обычно. И шуму от них самое малое в два раза больше. Неужели действительно жизнь города стронулась с мертвой точки?
— На днях мне привезут бильярдный стол, — радостно объявила Мама, распорядившись раздобыть для нас пару стульев. — Дела идут отлично.
Я почувствовал на себе чей-то взгляд. Это был полковник Моллер. Он сидел в одиночестве за угловым столиком. Перед ним стоял стакан.
— Эти военные действительно что-то делают? Или просто сидят здесь и выпивают?
Мама с притворно-шокированным видом замахала на меня руками:
— Они очень стараются. Каждый день выезжают искать людей.
— Но они хоть раз кого-нибудь поймали?
— Откуда мне знать? — улыбнулась она, пожав плечами.
Эта сторона присутствия военных ее никак не касалась. Мама принесла нам виски и вновь растворилась в шумной, оживленной толпе.
— О чем вы хотели поговорить, Фрэнк? О поликлинике?
— Нет-нет. Совсем другое. Передо мной стоит этическая дилемма.
— Правда? Расскажите.
И я рассказал ему — сухо, излагая только факты, — о том, как я оказался в комнате Техого и что там увидел. Когда я умолк, выражение его лица не изменилось. Точнее, изменилось, но не сразу. Потребовалось время, чтобы до него дошел смысл услышанного. Казалось, чужой палец разворошил упорядоченный мирок в его голове.
— Вы хотите сказать, он…
Я многозначительно кивнул.
— Он ворует?.. Выносит?.. Значит, он…
— Что ж, все на это указывает, верно? Конечно, возможно и другое объяснение…
— Какое другое объяснение?
Я пожал плечами.
— Нет. Других объяснений быть не может. Ну и ну, Фрэнк. Прямо не верится.
Лоуренс сильно побледнел. На его лице выразилось смятение человека, которого вынудили внимательно рассмотреть то, чего он нарочно старался не замечать.
Но тут же его лицо прояснилось:
— Так в чем же ваша дилемма?
— Ну… это очевидно. Я не знаю, что теперь делать.
— Не знаете, что делать? Вы просто обязаны сказать доктору Нгеме.
— Лоуренс, все не так-то просто. Тут нужно многое учесть.
— Например?
— Например, биографию Техого. Судьба его не баловала. Нехорошо это — взять да и…
— Он же ворует.
— Да.
— Вот единственное, что следует учитывать, Фрэнк. О прочем забудьте.
Как дважды два: все сложности и противоречия сходятся в одной точке, в вершине нравственного конуса. Таков уж был Лоуренс. Для него существовали абсолютное добро и абсолютное зло, четко очерченные, непреложные истины. На основании этого принципа и надлежало действовать.
— По-моему, все куда сложнее, — произнес я с печальной удовлетворенностью.
— Сложнее? Почему?
На его лице вновь выразилось потрясение, граничащее с паникой. Он балансировал на краю обрыва, борясь с притяжением тьмы.
— Оставим эту тему. Мы с вами по-разному смотрим на жизнь.
— Но я пытаюсь понять, Фрэнк. Скажите!
— Я не знаю, как вам объяснить.
— Вы слишком добры, Фрэнк. В вас слишком много жалости.
— В любом случае это моя проблема.
Хотя разговор о Техого на том закончился, но я осознал, что перевалил свою проблему на Лоуренса. Весь вечер он сидел нахохленный, задумчивый. Я же слегка заразился буйной веселостью завсегдатаев и неплохо провел время.
Лишь на следующий день, увидев, что я швыряю в чемодан одежду, он снова заговорил о Техого.
Читать дальше