Джойс Оутс - Блондинка. том I

Клятва. Каким именно образом это случилось, непонятно. Но бутылка «Шато Мутон-Ротшильд» урожая 1931 года выскользнула у него из пальцев. А ведь именно он добыл эту бутылку у одного знакомого другого знакомого, приятель которого содержал винный подвал, этакую темную пещерку на Лаурел-Каньон-драйв, и эта чертова бутылка была на три четверти полной! Осколки стекла разлетелись по полу. Терпкий до непристойности запах дорогого вина преследовал их потом долгие месяцы.

— О Господи! Ради Бога, простите! — И он, кто бы он там ни был, разумеется, был прощен. Липкие сонные поцелуи. Эти тоскливые от безнадежной любви мрачные глаза. До чего же они прекрасны, эти глаза, так и тянет рассмеяться, глядя в них. Глаза, утонувшие в экстазе, которому не было конца. Они были молоды и неутомимы, и еще этой неутомимости способствовал дексамил, и любовные утехи, казалось, длились вечность. Заниматься любовью — самое сладкое на свете забвение! Другие средства, они ведь предназначены для сугубо внутреннего пользования, действуют на мозги, но любовь… ее ведь разделяют, верно? Обычно да.

— Ой! Так больно!.. Извините. П-просто не сдержалась!

Они никогда не занавешивали окон. Окна были распахнуты настежь и смотрели в небо. И даже с закрытыми глазами можно было определить, стоит ли на улице ясный калифорнийский день или день пасмурный, рассвет сейчас или закат, синяя звездная ночь или темная ночь без единой звездочки на небе, или же «солнце в зените», как нараспев говорил Касс, цитируя Заратустру, его любовь еще с юности.

(— А кто такой этот Заратустра? — как-то спросила Норма Джин Эдди Дж. — Какой-то общий знакомый?

Эдди Дж. ответил, пожимая плечами:

— Ясное дело. Наверное. Просто я хочу сказать, чем дольше тут живешь, тем больше у тебя знакомых. Правда, иногда они меняют имена, но все равно — раз встречались, значит, встречались».) И вот в разных газетах и журналах, в «Голливудском сплетнике» и «Голливуд рипортер», в «Л.А. конфидентал» и в «Голливуд конфидентал», стали появляться снимки этой блистательной троицы. И подписи к ним. В разделах светских новостей.

МОЛОДЫЕ ПЛЕЙБОИ ЧАРЛИ ЧАПЛИН-МЛАДШИЙ И ЭДВАРД ДЖ. РОБИНСОН-МЛАДШИЙ СО СВОЕЙ ПОДРУЖКОЙ СЕКСУАЛЬНОЙ КУКОЛКОЙ-БЛОНДИНКОЙ МЭРИЛИН МОНРО: ЛЮБОВЬ ВТРОЕМ?

Господи, как вульгарно, сказал Касс. Эксплуатируют нашу популярность, сказал Эдди Дж. «Мэрилин» серьезная актриса, сказал Касс. Особенно ненавистен был ему один снимок, на котором он, по собственному выражению, выглядел как «полная задница». И рот у него разинут, словно он задыхается, добавил Эдди Дж. Тем не менее они выбрали из журналов наиболее скандальные фото и налепили их на стены. А когда они появились даже на обложке «Голливуд конфидентал» — то был снимок пресловутой троицы, весело отплясывающей в каком-то баре на Стрип, — Касс с Эдди Дж. накупили целую дюжину журналов, сорвали со всех обложки и украсили ими дверь в спальне Нормы Джин. Норма Джин смеялась над ними — Боже, что за тщеславие! Они, в свою очередь, поддразнивали ее:

— Кто у нас тут сексуальная куколка-блондинка? Она?.. Быть того не может! — И хватали ее за ягодицы и лобок. Норма Джин верещала, отталкивала их руки. При одном только прикосновении их быстрых сильных пальцев, при одном только взгляде на их раскрасневшиеся лица она вся так и таяла. Пусть пошлость, но именно так оно и было. Линия сердца у вас превалирует над остальными. Главное для вас любовь, мадемуазель.

Именно Норма Джин веселила и подбадривала своих мальчиков, когда они нуждались в утешении. Что, кстати, бывало нередко после бурных, в античном духе, ночей и безумных дней. После того как Эдди Дж. разбился во взятом напрокат «ягуаре». После того как уровень красных кровяных телец в крови у Касса вдруг упал необычайно резко, и ему даже пришлось провести в больнице целых три «совершенно чудовищных» дня. Когда Эдди Дж., получивший роль Горацио в местной постановке «Гамлета» и дружно превозносимый до небес за исполнение лос-анджелесской прессой, вдруг проснулся однажды днем и заявил, что «голова у него совершенно пустая… как будто шлангом высосали все мозги», и не пошел на вечерний спектакль, и вообще больше не явился в театр. Когда Касс, занятый в кордебалете мюзикла, поставленного на МГМ, умудрился сломать лодыжку на первой же неделе репетиций — «И не пудрите мне мозги всей этой фрейдистской мутью, это просто случайность !»

Так вот, после всего этого Норма Джин утешала и ублажала их, нянчилась с ними, терпеливо выслушивала все их жалобы и нытье. А иногда — даже и не слушала, что именно они говорят. Потому что, пребывая в раздражении, они бесконечно оскорбляли и цепляли ее. Ибо, наверное, не столь важно, что тебе говорят, но важно, как говорят. Искренне, без всяких там уверток и недомолвок, сжимая твою руку в своей, глядя тебе прямо в глаза.