Джойс Оутс - Блондинка. том I

Больше всего на свете она боялась превратиться в беспомощную и неопрятную женщину, какой была ее мать. Она постоянно боялась сделать что-то не так, ошибиться, не исполнить то, что от нее требуется. Она панически боялась собак, принюхивающихся к ее влажной промежности. Гигиенические прокладки укреплялись теперь еще и слоем «клинекса», но все равно все это промокало насквозь в течение часа. И потом: где переменить прокладку? Как часто может она отлучаться? А все они сразу заметят, наверняка уже заметили, как скованно она держится. Едва ходит с этим толстым слоем между ног. Она была в отчаянии, она не могла остаться дома, отлежаться, постанывая, в постели, как отлеживалась в Вердуго-Гарденс или у Пиригов, где тетя Элси приносила ей бутылочку с горячей водой и теплое молоко. Ну, как дела, милая? Ничего, потерпи.

Теперь рядом не было никого, кто любил бы ее. Теперь она была совершенно одна, сама по себе. Она копила деньги на покупку подержанного автомобиля у друга самого Отто Эсе. Она снимала меблированную комнату в Западном Голливуде, в нескольких минутах ходьбы от студии Отто Эсе. Она посылала пятидолларовые купюры Глэдис, в государственную психиатрическую больницу — «Просто хотела сказать тебе: здравствуй, мамочка!» О ней говорили как об одной из самых «многообещающих» моделей агентства Прина. Она была «восходящей» звездой модельного бизнеса. Хозяину агентства не нравились волосы Нормы Джин — как он выражался, «цвета воды для мытья посуды». Еще хорошо, что не «сточной воды». Ей пришлось поизрасходоваться на парикмахерскую, где ей «обесцветили» пряди. Ей пришлось платить за уроки пластики на курсах при модельном агентстве. Иногда ей выдавали наряды для выступлений, иногда приходилось пользоваться своей одеждой. Приходилось самой покупать чулки. А также дезодоранты, косметику, нижнее белье. Она зарабатывала деньги и в то же время бесконечно их занимала — у агентства, у Отто, у других людей. Она все время боялась, не появилась ли на чулке «стрелка». Где-нибудь в троллейбусе, на глазах у совершенно посторонних людей, она могла расплакаться, заметив на чулке предательскую зацепку, для нее это было равносильно самому непоправимому из несчастий. О нет! Господи, нет, только не это! Нет! Ведь она — модель, работает у Прина, и для нее все несчастья были равны: а вдруг в жаркий и душный день через дезодорант пробьется запах пота, а вдруг сзади на платье появится пятно или «поедет» чулок?.. И все увидят.

Ибо все вокруг постоянно наблюдали за ней. Наблюдали даже тогда, когда ее не фотографировали в студии Отто Эсе, под невыносимо ярким светом ламп и столь же невыносимым и беспощадным взглядом самого Отто Эсе. Она посмела выйти из зеркала, и вот теперь все только и знают, что пялиться на нее. Не было на свете уголка, куда можно было бы спрятаться, укрыться. В сиротском приюте можно было спрятаться в туалете. Или в постели, укрывшись с головой одеялом. Там она могла выбраться из окошка на чердаке и спрятаться за трубой, на покатой крыше. О, как же скучала она теперь о приюте! Как тосковала о Флис! Ведь она любила Флис, как родную сестру. О, она скучала по всем своим сестрам — Дебре Мэй, Джанет, Мышке. Мышкой была она! Она скучала по доктору Миттельштадт, которой до сих пор посылала иногда коротенькие стишки. Ярче звездный сеет в тени ночной, сердцем знаю я, что Он со мной.

Отто Эсе, впервые увидевший и сфотографировавший ее на авиазаводе, просто расхохотался бы над всеми этими сантиментами. Ай-ай-ай, наша маленькая сиротинушка, выплакала свои хорошенькие глазки! С самого начала Отто Эсе дал ей недвусмысленно понять, что ей платят «чертовски хорошие бабки» — за то, чтоб была «особенной». Так что в ее интересах быть особенной — «или вылетишь отсюда к чертовой матери». И она старалась. Просто из кожи лезла вон. Она будет, будет особенной, пусть даже это убьет ее! Да взять хотя бы ту же Глэдис, разве она не верила в нее с самого начала? Уроки пения, уроки музыки. Красивые костюмчики, в которых она ходила в школу.

Отто Эсе, Темный Принц. Это он вихрем налетел на нее в красильном цеху и сфотографировал для журнала «Звезды и полосы»; запечатлел рабочую девушку в комбинезоне, несмотря на все протесты Нормы Джин и ее смущение, — после фотосессий, которые устраивал Баки, она стыдилась сниматься. Он гонялся за ней среди недокрашенных фюзеляжей и не желал слышать слова «нет». Тогда он работал корреспондентом в официальном журнале вооруженных сил США и осознавал всю тяжесть свалившейся на него ответственности. Но то была только его ответственность, к девушке это никак не относилось. Следовало поддерживать боевой дух молодых американских джи-ай, и как нельзя лучше этому могли поспособствовать снимки хорошеньких девушек в комбинезонах. «Ты ведь не хочешь, чтоб наши ребятишки там совсем скисли, нет? Это ведь равносильно предательству!» Отто Эсе сумел заставить Норму Джин улыбнуться, хотя и был самым уродливым мужчиной, какого она только видела в жизни. И — клик! клик! клик! — все щелкал своей камерой и смотрел на нее, как гипнотизер.