Юлия Вертела - Интенсивная терапия

– Изучаешь речения генсека на последних пленумах?

– Да нет, нас теперь всерьез по экономике натаскивают. «Обогащайтесь!» – вот главный лозунг современности. Те, кто попроще, открывают кооперативы и торговые точки, кто понаглей – прибирают к рукам заводы. Я вот, старик, тоже думаю, не арендовать ли после учебы подвальчик или землю под фермерское хозяйство.

– Ну и что ты будешь делать со своим подвальчиком?

– Открою в нем видеосалон или производство какое-нибудь.

– Тебе скорей бы казино подошло.

– Неплохая идея, только придется тогда свою охранную фирму набирать. Впрочем, земля – тоже неплохо... Разведу зверье, посажу морковку.

– Но ведь ты ни в чем ни бум-бум – ни в пахоте, ни в кроликах.

– Для того и учат. А потом у меня дядя всю жизнь агрономом в колхозах батрачил. Бери, говорит, землю, Георгий, не пожалеешь...

– Да ты знаешь, сколько на это все денег придется вбухать?

– Каждому отучившемуся выдают беспроцентный кредит.

– Но ведь его когда-нибудь возвращать надо.

– Непохоже, что наши собираются его возвращать. Я думаю, они сами скорее революцию сделают, если хоть один козел что-нибудь назад потребует. Так что как ни крути, не пропадем. Присоединяйся, пока не все расхватали.

– Ну и чем я буду у тебя в подвальчике заниматься?

– Да вот, к примеру, откроем цех по производству шампуней. Бросай свою нищую кафедру, заживешь как человек. В этом весь патриотизм и заключается – и тебе польза, и стране нужное дело сделаешь.

Нил ничего не ответил. Ему стало немного не по себе.

– Ладно, определяйся, к лету вернусь, поговорим...

К восьми вечера около трети опиджаченной молодежи разъехалось, и Жора потащил Нила в сауну, чтобы творчески развивать главный закон страны, установленный Эльдаром Рязановым: париться в бане в последний день декабря.

Небольшая компания девушек и парней в простынях уже потягивала банное пивко. Жора тепло поздоровался с круглолицым крепышом, с увлечением поминавшим все того же Саддама.

– Да не, мужики, воевать с нашим оружием – одна бодяга. У меня батя всю жизнь подводные лодки конструировал. Напьется и давай рассказывать: и то у них не то, и это не это. И гудят под водой, как паровозы, и тонут, и взрываются, а куда торпеды летят на испытаниях... Я ему: «Батя, выходит, вас бы при Сталине как врагов народа...» «Нет, говорит, Василий, мы большое нужное дело сделали – третью мировую войну предотвратили. Наши адмиралы твердо знали: с таким оружием воевать нельзя...» Так что и багдадскому чучмеку не зря предлагают вернуть Кувейт на почетных условиях.

– Держи карман шире! Упертый, сволочь. Говорят, детство трудное...

Оставшиеся сутки пролетели легко и незаметно. Нил опробовал наконец-то расчищенный каток, и когда начало смеркаться, Жора с сожалением проводил его на автобус. Где-то за бетонной остановочной будкой пьяный голос невпопад горланил:

Утром в четверг Нил снова почувствовал чужеродный осадок на душе, он с трудом принял пересдачу зачетов и, выйдя из здания химфака, свернул со Среднего проспекта к набережной.

Лед уже крепко стал, и по такому случаю захотелось пройти по реке от Академии художеств до Зимнего. Взглянув на сфинкса с ликом Аменхотепа III, Нил подумал, что бедняга наверняка тоскует по своей исторической родине, где всегда вдоволь солнца и не бывает подобных холодов. Продолжавшийся сильный мороз, как клей, соединял детали города и людей в единую форму. В такие дни Петербург статичен: снежные чертежи, раскатанные по Неве, проглянувшие золотые лучи, тончайшим напылением осевшие на каменных стенах, стылая линия горизонта. Впрочем, для Нила городские пейзажи являлись, скорее, не внешним, а внутренним пространством, по которому он беспрестанно путешествовал, не столько наблюдая, сколько воссоздавая его по памяти и ассоциациям... Возле Дворцового моста, освеженный и развеявшийся гуляка поднялся на берег и свернул к Невскому. Сегодня он будет дома раньше обычного.

В коммунальной квартире № 14 странные вещи происходили постоянно, но особенно часто случались они по ночам. Пока большинство ее обитателей пребывало в глубоком сне, тишайший еврей Лев Израилевич мучился бессонницей.

Переключая телевизор с канала на канал, Нудельман всю неделю ловил обрывки новостей с Ближнего Востока. Внимательно вслушиваясь в хрипение старенького «ВЭФа», он первый из жильцов квартиры узнал в январе 91-го о бомбардировках Ирака. Сжавшемуся в комочек Льву Израилевичу «Голос Америки» донес дыхание «Бури в пустыне».