Ежи Сосновский - «Сдирать здесь»

Не уверенный в том, что устою, я отошел от расписаний и провел ладонью по облупленной тускло-зеленой стене. Краска посыпалась от моего прикосновения, обнажив предыдущий, желтый слой. Я поскреб раз, другой: глубже стена оказалась розовой – да, в те времена, когда мы приходили сюда всей семьей, зал ожидания был, кажется, розовым. Тот зал ожидания был скрыт под этим, картины прошлого дремали под видом новых. Я уже не мог остановиться – сперва украдкой, а потом открыто начал отдирать зеленые и желтые клочки, а потом встал возле окна и протер его решительным движением: следуя за моей рукой, по рельсам проехала дрезина, переделанная из горбатенькой «Варшавы», я хорошо ее помнил. Взбудораженный открытием, я принялся действовать энергичнее: погружал руки в воздух и разгребал, как ряску, обнаруживал каких-то людей, оглядывавших зал ожидания, только что проснувшихся, – женщин в смешно изогнутых, как кошачьи глаза, солнечных очках, в цветастых расклешенных платьях, мужчин, несущих советские транзисторы, комплекты для игры в серсо, лимонад в бутылках с фарфоровыми пробками.

В зал ожидания заглянула выведенная из терпения Лидуся. Она встала передо мной, и я вдруг почувствовал страх. А если бы я вытянул руку и содрал Лидусю с Лидуси? Я молчал и смотрел с интересом. Она легкомысленно нахмурила брови, не чувствуя опасности, открыла рот, чтобы что-то сказать. И это произошло (Боже, это не моя вина, подумал я): ее фигура заколыхалась, как отклеивающийся от стены плакат. А потом она уплыла вниз, открывая пустое пространство. Я проводил ее взглядом: землистую тряпочку, оторвавшийся кусок обоев. Я поднял ее, она тлела у меня в руках, нужно было быстро что-то предпринять, ведь я себе мира без Лидуси не представлял. Того мира, но и этого тоже. Прилепить ее куда-нибудь, прилепить, подсказывало мне что-то внутри, что-то мудрое и паническое; отдыхающим, которые были вокруг, мне пришлось бы слишком многое объяснять, впрочем, они волной хлынули к выходу, как будто к перрону подошел поезд, а время завершало акт уничтожения, оно было против меня, двинулось вспять, повернуло к смерти, поэтому я приложил растрепанную внешность Лидуси изнанкой к себе – она была там серая, как содранный со стены плакат, – и начал обертывать ею собственное тело, заворачиваться в нее, как женщина, примеряющая у портного материал для вечернего платья. Я разглаживал складки на груди и бедрах, задыхаясь, наложил ее себе на лицо, приложил к щекам, прижал волосы, которые были длиннее моих, прижала их, вечно непослушные… Я огляделась. Анджея нигде не было. Куда он подевался? Ведь уже подошел пассажирский поезд до Сонча, а кроме того – я рассмеялась, представив себе его мину, – я должна была ему показать: если глаза меня не обманывали, мы выиграли в лотерею и нужно было как можно скорее позвонить в редакцию и узнать, правда ли, что по возвращении мы можем получить новый «опель».