Джойс Оутс - Блондинка. Том II

— Мэрилин? Я все устрою. И буду сама сопровождать вас. Договоримся на завтра. Утром, ровно в восемь, я за вами заеду. Нам придется проехать всего несколько миль, это сразу за Уилширом. Нормальная клиника, благоустроенная. Никаких подпольных штучек, ничего опасного. Врач очень опытный. Ему ассистирует медсестра. Надолго вы там не задержитесь. Но, если хотите, можете пробыть день. Поспать, отдохнуть. Вам дадут наркоз. Вы ничего не почувствуете. Вернее, что-то почувствуете, но только когда придете в себя. Когда действие наркоза кончится. Но и это тоже не страшно. И все скоро пройдет, и вы будете чувствовать себя просто великолепно. Верьте мне. Вы меня слушаете, Мэрилин?

— Д-да.

— Тогда я заеду за вами завтра утром, ровно в восемь. Если что-то изменится, перезвоню.

Она не перезвонила.

Бывший Спортсмен пригласил Блондинку Актрису отобедать с ним в стейк-хаус «Вилларс» в Беверли-Хиллз. То было первое их свидание. Они обедали там с 20.10 до 23.00 вечера. Над столиком плавал рассеянный и приятный золотистый свет.

Блистательную пару исподтишка разглядывали в зеркалах другие обедающие в «Вилларс», одном из самых дорогих и эксклюзивных ресторанов в Беверли-Хиллз. Глаза сами так и тянулись к ним. Было замечено, что Бывший Спортсмен, известный своей неразговорчивостью, равно как и замечательным умением играть в бейсбол, вначале говорил совсем мало, но все свои мысли и чувства выражал взглядами. А взгляд у него был пламенный, — как у истинного итальянца, и глаза — выразительные и темные. Красивое, немного лошадиное лицо было тщательно выбрито и выглядело удивительно молодо для его лет. Черные волосы, начавшие редеть на висках, казались в зеркалах особенно густыми и не тронутыми сединой. Подобно какому — нибудь банкиру или адвокату, он был одет в темно-синий в мелкую полоску костюм, накрахмаленную белую рубашку и начищенные до ослепительного блеска черные туфли из дорогой кожи. Галстук тоже темно-синий, и на нем белым и желтым шелком вышиты крошечные бейсбольные биты. Делая заказ официанту, он говорил каким-то странно размеренным голосом. Она будет… а я буду… Она будет… а я буду… Она будет, а я буду…

Блондинка Актриса была невероятно хороша собой, но заметно нервничала. Прямо как инженю при первом выходе на сцену. Временами она так волновалась, что ее отражение в зеркалах начинало дрожать и становилось затуманенным, будто подернутым облачком пара, и тогда мы ее почти не видели. Но иногда, когда она смеялась, ее красные губы так и сверкали, и это все, что мы тогда видели. Не рот, а причинное место. В том и состоял ее секрет. Неужели она так тупа, что не понимает этого? Некоторые наблюдатели в «Вилларс» сделали вывод, что Блондинка Актриса выглядит «в точности» как на своих фотографиях; другим же показалось, что между ней и ее снимками «нет абсолютно ничего общего». Блондинка Актриса была одета — и это явилось для многих сюрпризом, поскольку ее привыкли видеть в декольтированных, платьях ярко-алого цвета, или платьях ослепительно белого цвета, или же в абсолютно черных платьях, тоже, разумеется, декольтированных — в пастельно-розовое платье для коктейля из шерсти с шелком. С какой-то совершенно девичьей плиссированной юбочкой и расшитым жемчужинами корсажем, а также высоким плотно облегающим шею воротом, который она бессознательно теребила наманиюоренными ноготками. А над левой грудью была приколота кремово-белая гардения, которую она с робкой улыбкой, адресованной Бывшему Спортсмену, время от времени нюхала.

Как это мило! Огромное вам спасибо! Гардения — мой любимый цветок.

При этом Бывший Спортсмен краснел от удовольствия, и физиономия его темнела, наливаясь кровью. Казалось, он все время порывался что-то сказать, но не говорил. Он улыбался, он хмурился. Левый глаз слегка подергивался от тика. Свет, исходящий от этой блистательной пары за столиком, дрожал и переливался, словно отражение в воде. Бывший Спортсмен был потрясен красотой Блондинки Актрисы или же напуган ею. Некоторые наблюдатели сочли, что он не одобряет столь ослепительной красоты и время от времени раздраженно оглядывает освещенный свечами зал, будто ловит неодобрительное гудение голосов, будто чувствует, что мы за ними наблюдаем. И тогда все мы тотчас же отводили глаза.