Джойс Оутс - Блондинка. Том II

И, как обычно, Мэрилин Монро и мистер Зет живо обменивались репликами и добродушно подтрунивали друг над другом, и к их веселой болтовне с завистью прислушивались остальные гости.

— А как поживает ваш знаменитый Птичник, мистер Зет? Сохранился? Со всеми этими бедными мертвыми птичками?..

— Я коллекционирую исключительно антиквариат, дорогая. Вы меня с кем-то путаете.

— Но вы же были таксидермистом, мистер Зет. И многие из нас просто трепетали перед вами.

— У меня собрана самая ценная в стране частная коллекция римских бюстов и голов. Желаете взглянуть?

Лимузин привозил ее на все эти обеды в богатых и роскошных особняках, разместившихся на холмах над Лос-Анджелесом, а также на разные дневные встречи. Интервью, фотосъемки, бесконечные организационные совещания на Студии. Впервые увидев шофера, она испытала нечто вроде легкого шока — тот самый Лягушонок. Ну, не приснился же он мне в конце-то концов! Не выдумала же я его. Я вообще ничего не выдумываю. И Шофер — Лягушонок тоже, похоже, ничуть не состарился. Сидел все так же неподвижно, строго выпрямив спину, и кожа была все той же — рыхлой, в темных пупырчатых пятнышках, а глаза выпученные и блестящие. И в то же время какие-то уклончивые. Все та же кепка с длинным козырьком, темно-зеленая униформа с медными пуговицами, прямо как у Джонни, рекламирующего сигареты «Филип Моррис». Но только в отличие от этого шута Джонни, чей пронзительный фальцет служил своеобразным условным рефлексом для многих миллионов американских курильщиков, Шофер-Лягушонок всегда молчал. Блондинка Актриса улыбнулась ему без всякой задней мысли.

— О, кого я вижу! Привет!.. Помните меня? — Она дрожала, но твердо решила про себя быть со всеми приветливой и откровенной. Ибо разве не все мы хотим, чтобы после нашей смерти типы, подобные Шоферу-Лягушонку, говорили о нас только хорошее? — Помните, вы как-то возили меня в Лос-Анджелесский сиротский приют? О, что за время было! И в другие места тоже возили.

И вот, расположившись на заднем сиденье лимузина и огражденная от посторонних взглядов тонированными стеклами, Блондинка Актриса разъезжала гю Городу из Песка — но сердце мое всегда оставалось в Нью-Йорке с моим любимым, который скоро должен стать моим мужем, который напишет правдивую историю моей жизни, в которой я буду американской девушкой из народа, героиней. И в то же время иногда, уставшая и слегка подвыпившая («Мэрилин Монро» всегда пила только шампанское, и из шампанского — только «Дом Периньон»), она с улыбкой думала: Жил-был прекрасный молодой принц, и попал он под злые чары, и превратился в безобразного лягушонка. И злые чары можно было разрушить только одним образом — его должна была поцеловать молодая прекрасная принцесса. И она поцеловала его, и лягушонок снова стал принцем, и прекрасная принцесса и принц поженились и жили долго и счастливо.

Примерно на середине этой чудесной сказки она засыпала. И, прибыв к месту назначения, Шофер-Лягушонок деликатно стучал в разделявшую их стеклянную перегородку, чтобы разбудить ее. А если она не просыпалась, нехотя выдавливал:

— Мисс Монро? Мы на месте.

Чаще всего этим местом была Студия. Целая империя, обнесенная высокой каменной оградой. И въезжали на ее территорию через охраняемые стражами ворота. Въезжали туда, где всего лишь десять лет назад родилась «Мэрилин Монро». Где определилась и свершилась судьба «Мэрилин Монро». Где, за несколько десятилетий до этого, произошла судьбоносная встреча любовников, ставших родителями «Мэрилин Монро». Ее звали Глэдис Мортенсен, и была она простой монтажницей, но при этом невероятно привлекательной молодой женщиной. А он был… (со всей искренностью Блондинка Актриса говорила в интервью, что таинственный отец ее до сих пор жив; да, он контактировал с ней; да, конечно, она знает, кто он такой; о, нет-нет, он не хочет, чтобы имя его узнал весь мир, а «его желание для меня закон»).

Ее ждала прежняя гримерная, некогда принадлежавшая Марлен Дитрих. Как всегда, море цветов. Горы писем, телеграмм, трогательно завернутых маленьких подарочков. Она отворила дверь и отшатнулась. И тут же захлопнула ее. И ее затошнило.

Доктора Боба на Студии больше не было, исчез неведомо куда. Ходили слухи, будто бы он отбывает срок в тюрьме «Сан-Квентин», за убийство. («На нем умерла девушка, а он бросил ее тело и сбежал, и не стал никуда звонить и сообщать, как положено».) Теперь его кабинет занимал новый студийный врач, доктор Фелл. Доктор Фелл был рослым мужчиной с высоким крутым лбом и обаянием Кэри Гранта, но с пациентами обращался властно и строго. Он также поражал пациентов знанием Фрейда; свободно рассуждал на тему всяких там либидо, подавленной инфантильной агрессии и неудовлетворенности цивилизацией — «в которую все мы вносим свой вклад и от которой все же и страдаем».