Юрий Арабов - Орлеан

– А кто тогда будет слушать твой бред про Кларка Гейбла?

– Для этого мозги не нужны. Для этого нужно сердце. И попомни мое слово: он скоро всех нас достанет. Никто не уйдет.

В комнату въехал мальчик на велосипеде:

– Мама, я писать хочу!

– Писай в штаны, – разрешила ему Лидка. – Ты в подгузниках… Только не здесь, не при нас, – прикрикнула она, видя, что мальчик начал тужиться и пыхтеть. – Езжай в коридор и писай!

Мальчик послушно завертел педалями и со скрипом выехал в коридор.

– Это очень вредно, моя дорогая, – вкрадчиво объяснил ей Рудик. – То, что ты не приучаешь малыша к горшку.

– А у меня есть время приучать? – окрысилась Лидка. – Может, ты станешь у нас жить и сажать его на горшок?

– У меня же отец на руках, – напомнил ей врач. – И то я его на горшок не сажаю. А твоего малыша тем более не буду.

Лидка хотела ответить что-то резкое, но осеклась. В комнату вошел молодой человек с бритой головой и разными глазами. В руках он держал два ведра с пресной водой, которую накачал из колонки рядом с домом. Это был Игорек, тот самый парень, который прислуживал ей в парикмахерской и говорил с озером в начале нашей истории.

Увидев хирурга, он застеснялся, словно на медкомиссии, и покраснел всеми своими прыщами.

– Еще один малыш, – заметил Рудольф Валентинович философически.

– Не обращай внимания… Это чучело мне помогает, – сказала Лидка.

– Да я так… Чисто онтологический интерес, – пояснил свою позицию Белецкий.

– Ставь на табуретки и иди, – грозно распорядилась Лидка по поводу воды.

Игорь водрузил ведра на табуретки, как просила хозяйка, и начал топтаться, переминаясь с ноги на ногу, силясь сказать что-то, выдохнуть и объяснить.

– Еще работы хочешь? Держи, – она вручила ему лопату. – Вскопай грядку. Рядом с теплицей, – и неопределенно махнула рукой в сторону окна.

Игорь проследил направление взмаха и увидел за стеклом пролетевшую ворону. Кинув боязливый взгляд на Белецкого, ушел.

– И откуда этот малыш? – спросил Рудик с теплотой проснувшегося отцовства.

– Из парикмахерской.

– Ты его стригла?

– Вот уж нет. У него волосы не растут.

– Значит, они растут вовнутрь головы, – заметил врач. – Зачем звала меня? Он бы тебя и защитил.

– Этот малыш хуже, чем взрослый. Вообще во! – и Лидка покрутила пальцем у своего виска. – Прицепился… Ходит по пятам. Ну я и нагрузила его работой.

– Ладно, – успокоился врач. – Аллах ему судья. Покажи мне еще раз визитку своего маньяка.

Лидка полезла в сумочку, начала в ней нервно шарить, наконец в сердцах вытряхнула ее целиком. Из нее вывалились губная помада, тушь для ресниц, какой-то окислившийся ключ и несколько канцелярских скрепок.

– Вот он! – в руках у Лидки был зажат кусочек картона.

– Да, – согласился Рудик, заглянув в него. – Действительно, есть странности. Я поначалу и не оценил.

– Именно!

– Пошли, – сказал он, вставая с дивана. – Найдем его контору и раскрутим это безнадежное дело.

– Спорим, что никакой конторы нет в помине?

– Спорим, что я сейчас засну?

И хирург действительно широко зевнул, демонстрируя свои желтоватые клыки, которые могли перегрызть любого, если бы Белецкий водился в саванне и выслеживал бы в кустах заблудившегося натуралиста.

– Погоди… Я только Лешку поймаю, – выдохнула Лидка, как если бы речь шла о бабочке.

Выбежала в коридор. Ее малыш боязливо сидел на велосипедике у входной двери в дом, втянув голову в плечи, будто опасался немедленной жестокой расправы. Лидка подошла к нему и тепло, по-матерински пощупала рукой его штанишки.

– Пойдем со мной, сынуля. Дядя Рудя хочет угостить тебя конфеткой.

– Я не хочу дядю Рудю, – сказал мальчик.

– Но конфетку ты хочешь?

Лешка не сдержался и кивнул головой.

Тогда она властно взяла его за руку.

– А конфетка сладкая? – поинтересовался малыш.

– Слаще пареной репы.

Лидка стянула его с велосипеда и поволокла за руку в комнату. Малыш, подозревая неладное, слегка упирался и тормозил своими желтыми сандаликами, как тормозит лыжник, когда спускается с горы.

Она втолкнула его в комнату. Рудик равнодушно окинул малыша взглядом, потому что не любил детей чисто онтологически: они напоминали ему о хрупкости всего сущего.

– У тебя есть конфетка? – спросила мать гостя на всякий случай.

Тот пожал плечами и отрицательно покачал головой.

И здесь вдруг Лидка сгребла своего сына в охапку. Истошно заорала, да так, что ветер пролетел по избе: