Юрий Арабов - Орлеан

Поскольку в ванной вода давно уже не текла, он помыл руки на кухне и возвратился в большую комнату, с удовольствием отметив про себя, что разор, связанный с ремонтом, как-то преобразился, потому что в середине этого разора появилось женское начало, которое можно было принять за прекрасное, особенно с закрытыми глазами.

Она стояла перед ним, внешне беззащитная, бессильно опустив руки, на которых были заметны бледные веснушки божьей коровки, и от этого вынужденного смирения посетительницы на Рудика накатил полузабытый юношеский азарт, заставлявший говорить глупости и делать безобразные во всех смыслах поступки.

– Так, так… – пробормотал он как можно более равнодушно. – Какая именно болит?

– Вот эта, – глухо сказала красавица, слегка зардевшись.

– Здесь? – он бережно нащупал одну из желез.

– Да.

– Характер боли?

– Тянущая.

– Давно?

– Не знаю. Может быть, с год уже.

– К врачам до меня обращались?

– Нет.

– Ну это все пустяки. Болит и ладно. Это мы поправим. Это…

Он не договорил, потому что некстати зазвонил телефон. Рудольф только отметил про себя, что ее грудь еще не потеряла форму молодости, и только вошел во вкус анатомических изысканий, как вдруг этот проклятый тревожный звонок… Зачеркнувший очарование возвышенного и указывающий на то, что внешний мир этому очарованию всячески препятствует.

Рудик огляделся и телефона не увидел. Звонок был, а аппарат безнадежно отсутствовал. Свой мобильный он положил под автобус с неделю назад, поспорив с нетрезвым другом, что скорее автобус перевернется, чем эта мыльница перестанет звонить…

– Одну минуточку, прошу извинить… – пробормотал он и пошел, как собака идет по нюху, на сигнал, наконец-то обнаружив источник беспокойства под подушкой кушетки-оттоманки, взлохмаченной и неприбранной, словно долина после селевого потока.

– Алло…

– Меня преследуют!.. – раздался в трубке истеричный надрыв знакомого, к сожалению, человека.

– Это ты, Лид, что ли?

– Я уж и сама не знаю, Лида я или нет.

– Успокойся. Кто тебя преследует?

– Неоплатоники, – ответила она, рыдая.

– Неоплатоники… – задумчиво повторил Рудольф Валентинович. – Их много?

– Для меня достаточно.

– Так, – пробормотал он. – Погоди, дай сосредоточиться.

– Мне холодно, – сообщила девица, застывшая посередине комнаты. – Можно одеться?

– Можно, – разрешил Рудик, но тут же поправился: – Чего одеваться, если скоро опять раздеваться?

– Ты не один? – спросила с подозрением Лидка в трубке.

– Почему не один… Один, – соврал Рудольф Валентинович. – Просто фильм смотрю… По кабельному каналу.

– Порнографический?

– Эзотерический. А в конце все выходят замуж.

– Я не могу… Я свихнусь в этом проклятом городе! – прокричал телефон.

– Проверь свою адекватность, – посоветовал Белецкий. – Скажи громко: «Мама мыла раму».

– Сам скажи! – отрезала Лидка.

– Я уже сказал, – терпеливо заметил врач. – Наверное, опять этот тип? – предположил он по возможности спокойно, ибо являлся в этой ситуации психотерапевтом.

– Конечно! Прикинулся какой-то бледной девкой и сел в мое рабочее кресло!

– Ты, случайно, не спятила?..

– Если ты ко мне сейчас не придешь, я руки на себя наложу!

– Накладывай, – разрешил он. – Но если через час не наложишь, я буду у тебя. Потерпи, – он посмотрел на свою клиентку, которая по-прежнему стояла как солдат, навытяжку. – А может быть, через два…

Бросил трубку на рычаг. Выдернул телефон из розетки и зачем-то накрыл его подушкой, по-видимому, из-за мрачного мистического чувства, которое к нему подступало.

– Теперь нам никто не помешает.

Бессмысленно уставился на розовый плоский сосок.

Ему пришло в голову, что он похож на маленькую пробку.

– А-а-а… – раздалось из соседней комнаты.

– Это мой отец… Не пугайтесь. Так о чем мы говорили?

– Грудь… дергает, – напомнила ему девица, отчего-то двусмысленно улыбнувшись. Ее стыд и замешательство прошли.

– Да… Грудь, – повторил Рудик, чувствуя, что мысли разбегаются, словно лягушки из-под сапога лесника. – Это мастопатия, девочка. Только и всего.

– А это опасно?.. – она запнулась, подбирая слова. – От этого умирают?

– Конечно, – горячо согласился Рудольф Валентинович. – Я вам помогу, – он приблизился к ней вплотную.

– Умереть поможете? – уточнила она как человек аккуратный и не терпящий двусмысленности.

– Да. И воскреснуть тоже помогу. Главное – быть адекватной и политкорректной. Адекватность превыше всего. Принимайте мастодинон, и всё будет отлично.