Айрис Мердок - Школа добродетели

Вдруг рядом появилась тень, и Эдвард вскочил на ноги. Девушка пришла в своем синем плаще и высоких сапогах, только теперь на ней были не брюки, как в первую встречу, а бесформенное платье — то же, что в коттедже, довольно потрепанное, в синий цветочек. Она смотрела на Эдварда холодными карими глазами, более темными, чем глаза Марка, и ее каштановые волосы тоже были темнее, чем у брата. Тем не менее ее бледная чистая кожа, широкий лоб, задумчивый рот и живое внимательное выражение лица сильно напоминали Марка, словно его лицо растянули в маску большего размера, откуда все еще проглядывал он сам. Перед мысленным взглядом Эдварда, вытесняя девушку, возникло вдохновенное божественное лицо опьяненного Марка. Потом девушка заговорила, не глядя на него:

— Тут зимородок.

Эдвард повернулся, синяя вспышка мелькнула и исчезла за изгибом реки.

— Да, — сказал он. — Он… он такой красивый.

Девушка села у реки, свесив ноги в сапожках над крутым берегом, ее каблуки погрузились в мягкую песчаную землю. Эдвард — продолжать стоять теперь было нелепо — сел рядом с ней, откинув длинные ноги в сторону. Трава была сырая, к тому же с востока начал задувать холодный ветерок. Она принялась стаскивать плащ. Эдвард смотрел, подавляя в себе желание помочь ей. Но, почувствовав прохладу ветра или сочтя это действие слишком затруднительным, сестра Марка решила остаться в плаще, снова закуталась в него, застегнула пуговицы и нахмурилась. В профиль, когда она закинула назад свои густые волосы и вытянула губы, она тоже оказалась похожа на Марка. Но она была не так красива и явно старше брата, а дальше будет становиться все старше и старше.

Она молчала, глядя в водный поток, и Эдвард чувствовал ее легкое дыхание. Он боялся, что она расплачется. То черное болезненное слабое чувство, которое перебил зимородок, снова вернулось к нему, и он поспешно заговорил:

— Мисс Уилсден, с вашей стороны было очень мило…

— Слушай, — девушка повернула к нему свое строгое лицо с сухими глазами, — меня зовут Брауни, меня все так называют. И пожалуйста, давай так, чтобы без лишних эмоций.

Она говорила твердым, резким, не допускавшим возражений тоном, и этим напомнила Эдварду феминисток, подружек Сары. Он посмотрел на нее и подумал о ней как о Брауни.

— Ты хотела поговорить о Марке… — сказал он.

— Нет. Вообще-то я хотела, чтобы ты поговорил со мной о Марке. А это другое дело. Мне с тобой не нужно говорить.

— Извини…

— Извини, я не хотела быть грубой. Я хочу, чтобы ты точно мне рассказал, что случилось в тот вечер. Я никак не могу понять. Я должна осмыслить все это. Я не успела на похороны и на следствие, я была на каникулах, и меня не смогли найти… а здесь люди наговорили мне разного и… и… со всякими домыслами… Так вот, не мог бы ты, если у тебя есть такое желание, просто рассказать мне, что случилось.

— Ты младше или старше Марка?

— Старше.

— В тот вечер… понимаешь…

— Слушай, давай без тягомотины, расскажи мне суть. Я тебя не задержу.

— Марк был в моей комнате, и я дал ему…

— В котором часу? Я знаю, был вечер, но который час?

— Около шести. Я дал ему сэндвич, сунув туда наркотик…

— Он не знал…

— Я тебе хотел рассказать. Он не знал, он не одобрял наркотики.

— Но ты одобряешь.

— Одобрял. Он принял наркотик и… отключился.

— Я ненавижу и презираю наркотики, я к ним никогда не прикасалась, мы с Марком в этом были похожи. Продолжай. Хотя постой. Ты сам что-нибудь принял?

— Нет. Я собирался… приглядывать за ним…

— Так почему же не доглядел?

— Мне позвонила Сара. Сара Плоумейн…

— Да

— И я отправился к ней и пробыл у нее не больше получаса. А когда вернулся… окно было открыто и… он был… мертв.

Последовала короткая пауза. Эдвард, только что ясно увидевший перед собой Марка: тот лежал на диване, такой красивый, расслабленный, улыбающийся, белокурый, в помятой рубашке, — теперь, когда Брауни чуть шевельнулась, посмотрел на жуткое солнце, безлюдный берег, опасную реку.

Брауни, только что глядевшая в сторону, повернулась, тяжело дыша, переставила ноги и своим деловитым тоном спросила:

— Ты можешь описать, каким он был в этом… этом состоянии… он тебе что-нибудь говорил?

— Ну, приход у него был классный.

Брауни произвела какой-то звук.

— То есть я хочу сказать… извини… он видел хорошие вещи… он был счастлив… он смеялся… а потом он сказал…

— Что?

— Что все вещи сами по себе… и все стало… одной большой рыбой… и что Бог опускается… как лифт. Я знаю, это похоже на бред, но он так говорил…