Марина Вишневецкая - Опыты

Другая гусеница уверяла, будто бабочки - это души подстреленных птиц.

А третья гусеница говорила, что это просто осенние листья с глазами, которые слетели с каких-то особенных, умных деревьев.

А бабочки говорили, что гусеницы - это исчадия ада, или же что они - это жертвы химической обработки, или же что корм для птиц, специально развешанный юннатами на деревьях. А одна, занесенная ветром откуда-то издалека, уверяла, что гусеницы - это такие особые существа, из которых на востоке слагаются танки.

Вывод из сказанного напрашивается такой: прошлое, как и будущее, способно жить ни разу не прийдя в сознание.

Один человек всю жизнь ждал чего-то плохого, и никто вокруг уже в это не верил, но он в конце концов своего дождался. И радостный выбежал на улицу.

А другой человек всю жизнь ждал, когда же у этого первого человека случится хоть что-нибудь плохое. И, как только дождался, тоже на радостях не усидел и выбежал из дома.

И они оба бросились друг к другу и принялись обниматься, смеяться и даже кружиться, как дети, взявшись за руки.

Эта история подводит нас к заключению: сближает не горе и не радость, а одно только воплощение общей мечты.

Одна присказка возомнила себя поэмой и стала ходить по издательствам, пока наконец не встретила там одну резолюцию, которая возомнила себя эпитафией.

Этот случай еще раз указывает на то, что подобное излечивается подобным.

А одна непотребная частушка стала настолько знаменитой, что две повести и один роман, не сговариваясь, взяли ее себе в эпиграфы. А потом обвинили друг друга в плагиате, рассорились, при встрече бросали эту частушку друг другу вслед, но из текстов, опять же не сговариваясь, ее изъяли.

Этот случай доказывает нам в нелишний раз: непотребное сколь непреходяще, столь и необязательно.

А один старенький водевиль однажды споткнулся у дома творчества, упал и рассыпался на отдельные фразы. Случившиеся рядом пословицы и поговорки, все слывшие знаменитыми критиками, немедленно бросились его собирать, но сколько они ни бились, ничего у них из этого не вышло.

Этот случай вновь подтверждает расхожую истину: что во многой мудрости нет ничего, кроме многой печали.

Одно поколение амеб думало только о продолжении рода. И за это его называли патриархальным.

Второе поколение амеб только и думало, что о прелестях размножения. И за это его считали сексуально невоздержанным.

Третье поколение амеб думало только о том, что надо делиться. И за это его называли общественно полезным.

А четвертое поколение говорило, что ему вообще думать некогда, оно только и делает, что разрывается пополам. И за это его называли социально активным.

Всего вышесказанного достаточно, чтобы заключить: мысль, в отличие от материи, развивается от простого к ложному.

Один иностранец купил себе дом в русской деревне и очень удивлялся тому, что телевизор в нем показывал одни только спортивные передачи. А если иностранец пробовал его переключить на другой канал, то телевизор делал вид, что мешают помехи или что спутник сбился с орбиты.

А когда этот иностранец подходил к зеркалу, то оно, если хотело, его отражало, а если не хотело, то и не отражало. В иные же дни зеркало так искажало его лицо, что он до самого вечера ходил и заикался.

А на стене в этой избе висела картина, на которой был изображен шторм, весь в клочьях пены, и под ним была надпись "Марина". Но в иные дни эта же самая картина изображала женскую голову, всю в папильотках, и тогда под ней ясно прочитывалось название "Марина Евлампиевна".

И иностранец не выдержал такой жизни и через три недели сбежал.

Из этой истории лучше всего сделать следующий вывод: вещи-в-себе есть измышление иностранного ума, в то время как вещи-не-в-себе суть наше отечественное достояние.

Один человек ни минуты не сомневался в существовании Бога и грешил в надежде на Его бесконечную милость.

А другой человек скорее верил в Него, чем не верил, и грешил, чтобы получить какой-нибудь знак, подтверждающий Его существование.

А третий человек не верил в Бога и грешил, чтобы доказать этим свою правоту.

А четвертый человек отрицал не только Бога, но и понятие греха, а потому у него не было слов, чтобы оценить последствия собственного существования.