* * *
Чусовская барка не была «вещью в себе», она не «самозародилась» ни с того ни с сего, как мышь в грязном белье. Культура судостроительства вышла из массива навыков и хитростей народного деревянного зодчества. А судостроение было особой его ветвью. Не случайно же и поныне судостроители используют этот термин: корабельная архитектура.
Русское народное деревянное зодчество — уникальный комплекс конструкционно-эстетических приёмов. Все эти бревенчатые связи и упоры элементарны, но их обнажённое и соразмерное человеку сочетание возводит благородную и простую красоту системы к ясности гения. Вроде бы нет ничего проще, чем сложить четыре бревна в прямоугольник. Но «клеть» русской постройки — такой же архитектурный модуль, что и греческая колонна, римская арка, готический свод или ренессанс- ное окно. Русский деревянный город — это эпос, подобный гомеровской «Илиаде»: древний и не устаревший доныне, вечный и прекрасный своей всегда живой, непричёсанной и одухотворённой фактурой.
Деревянное зодчество, отсияв, сказочной Жар-птицей улетело на свой остров Буян. На прощание оно обронило в русском перелеске золотое перо ропетовского стиля — резные теремки дач эпохи модерна. То, что сейчас осталось от деревянного зодчества, — одна лишь вырожденная, выморочная технология, упрощённая до шаблона и примитива, лишённая внутренней самообусловленности и органичной связи с жизнью. Это нищета обыденного деревенского быта — или экзотика, стилизация, при которой деликатно стёсаны все волоковые окошки, двери на пяточках, кровли с потоками и потолки с «небом».
Деревянное зодчество ушло в небытие вместе со своей эпохой. Вместе со сплавом прекратилось и строительство барок. Но ведь бывает же, что над крышей какой-нибудь затрапезной деревенской избы нас вдруг изумит резной петушок на дымнике трубы… Так и над Чусовой стуком дятла вдруг проносится эхо топоров со старинных плотбищ. В селе Усть-Утка на берегу лежат самодельные крестьянские лодки, но если присмотреться к их конструкции, то тебя словно обмахивает смолистое дуновение истории: шпангоуты у этих лодок, как в старину, сделаны из еловых кокор.
Какими они были, люди караванов? Кто «бежал» на барках по бурной реке, рискуя в любой момент «убиться» на бойце?
Но «портретную галерею» сплава приходится открывать изображением не самой-то симпатичной физиономии. Главным на любом караване был караванный начальник. Его так и называли — «караванный». Это был представитель завода, горного округа или хозяина, который должен был проследить за полной доставкой груза всего каравана к месту назначения. Здесь «караванный» сдавал груз ожидавшему его заводскому «поверенному» или же самостоятельно продавал груз заказчику или купцам на ярмарке. «Караванный» вёл учёт всем деньгам и документам каравана. Контроля за «караванными» не было никакого, поэтому, как правило, они безбожно воровали, занимались приписками и обсчитывали бурлаков, хотя и без того получали неплохое жалованье.
Вот портрет «караванного» из «Уральских былей» П. П. Бажова: «„Караванный" — это сплав барок с железом по быстрине Чусовой, гоньба на косных, наскок, матерщина и водка. Лёвшинское „смачивание боков" при выходе на широкую воду и „помин убитым баркам". Дальше Нижегородская ярмарка и Лаишев, куда сплавлялись тогда изделия Сысертских заводов. Пьяные купцы и пьяные продавцы, которые, однако, не должны терять в пьяном угаре расчёта. Уметь всех перепить — главное достоинство „караванного". Требовалось и другое деликатное искусство — „смазки". Оно нужно было во многих местах: при подходе барок к разгрузочному месту, при отводе запасных барок, при разных „недоразумениях с артелями грузчиков" и т. д. На этот случай, правда, держались „особые специалисты", которые в искусстве смазки дошли до того, что могли проигрывать в карты „нужному человеку" ровно столько, сколько было назначено. Но руководителем этого тонкого дела всё-таки был „караванный"… прошедший высшую школу пьяного дела и изучивший потаённые ходы взятки».
«Караванный» плыл на последней барке, которая называлась «казёнкой». «Караванный» размещался в домике на кормовой палубе или в особой каюте под палубой. Каюта или домик тоже назывались «казёнками». Сюда строго-настрого был запрещён вход бурлакам, так как здесь хранились паспорты на барки, другие документы, деньги и водка.
Когда барка-«казёнка» «пробегала» (так говорили на Чусовой) мимо пристани, с неё стреляла маленькая сигнальная пушечка. Это означало: всё нормально. В посёлке Кын один местный житель нашёл такую пушечку у себя на огороде и теперь палит из неё по своим личным праздникам.
Читать дальше