Зэди Смит - Белые зубы

Айри пожала плечами и сдалась перед всеобщим смехом.

— Нет, милочка. Ты смотришь на сонет глазами современного человека. А на старую литературу так смотреть нельзя. Это и будет наш вывод из сегодняшнего урока. Запишите, пожалуйста.

Пятый «F» записал. И ощущение подобия окончательно ушло во тьму, из которой появилось. У двери ее догнала Аннализ Херш и передала записку, пожав плечами в знак того, что не она ее написала. «Уильям Шекспир. Ода Летиции и всем моим волосатым толстозадым бабам».

Заведение с загадочным названием «П.К. Негритянские волосы: стрижка и укладка» помещалось между «Гостиной Добрых Похорон» и «Раакшанскими Стоматологами», удобное расположение и неслучайное: часто труп африканского происхождения следовал через все три заведения, прежде чем достичь цели своего путешествия — открытого гроба. Поэтому, если ты звонишь, чтобы записаться на прием, а Андреа, или Дениза, или Джеки говорят «ямайское время три тридцать», само собой разумеется, это значит, что надо прийти попозже, но, вполне вероятно, это значит и еще кое-что: какая-то уже холодная набожная старушка пожелала отправиться в могилу с красивой прической и накладными ногтями. Удивительно, что очень многие не хотят предстать перед Господом с обычными негритянскими волосами.

Айри ничего этого не знала и, бережно положа руку на живот, пришла ровно в назначенное время — в три тридцать, готовая преобразиться, победить свои гены, с шарфом на голове, который скрывал осиное гнездо волос.

— Чего-то хотела, крошка?

Хотела. Прямые волосы. Прямые-прямые длинные черные гладкие легкие воздушные струящиеся легко расчесываемые и развевающиеся по ветру волосы. И челку.

— Три тридцать, — все, что смогла выдавить из себя Айри. — У Андреа.

— Андреа тут рядом, — ответила женщина, вытянула изо рта длинную ленту жвачки и мотнула головой в сторону «Добрых Похорон», — с трупами возится. Сядь подожди и не мешай мне. Понятия не имею, когда она вернется.

Айри растерялась и так и стояла посреди парикмахерской, схватившись за щеку. Женщина пожалела ее, пожевала жвачку, с ног до головы оглядела Айри и прониклась к ней некоторой симпатией, заметив, что та не похожа на обычных черных — у девочки были светлые глаза.

— Джеки.

— Айри.

— Ишь ты, светленькая. Даже с веснушками. Ты из Мексики?

— Нет.

— С востока?

— Мать с Ямайки, а отец англичанин.

— Полукровка, — пояснила Джеки. — Мать, говоришь, белая?

— Нет, отец.

Джеки поморщилась.

— Обычно наоборот. Очень они у тебя кудрявые? Дай посмотрю, — она схватилась за шарф Айри. Но та, испугавшись, что ее разоблачат посреди комнаты, где полно народу, успела вцепиться в шарф раньше Джеки.

Джеки причмокнула.

— Чего ты от нас хочешь, если даже поглядеть не даешь?

Айри пожала плечами. Джеки озадаченно покачала головой.

— Первый раз?

— Первый.

— И чего надо?

— Волосы. Прямые, — твердо сказала Айри, думая о Никки Тайлер. — Прямые и рыжеватые.

— Да ну? А голову давно мыла?

— Вчера, — обиженно ответила Айри.

Джеки дала ей легкий подзатыльник.

— Нельзя мыть. Если хочешь прямые, не мой. Представляешь, что такое аммиак на голове? Как будто у тебя на черепе пляшут черти. С ума сошла?! Не мой две недели, а потом приходи.

Но Айри не могла ждать две недели. Все уже решено: сегодня же она придет к Миллату с прямыми волосами, собранными в хвост. Она снимет очки, распустит волосы, а он скажет: «Ух ты, мисс Джонс, никогда бы не подумал… Мисс Джонс, вы такая…»

— Мне надо сегодня. У меня сестра замуж выходит.

— Ладно, сейчас придет Андреа и сожжет тебе все волосы. Считай повезло, если не выйдешь отсюда лысой. Как хочешь, твои проблемы. Вот, — она протянула Айри пачку журналов. — Туда, — и указала на стул.

Парикмахерская делилась на две части: мужскую и женскую. В мужском зале из старенького магнитофона звучало рэгги, а мастера — такие же мальчишки, как их клиенты, — ловко выбривали машинкой надписи на затылках: Adidas, «Badmutha», Мартин. Атмосфера игры и веселья, болтовня, непринужденность, возникающая оттого, что ни одна мужская стрижка не обойдется дороже шести фунтов и не займет больше пятнадцати минут. Простой обмен: шесть фунтов за удовольствие от жужжания машинки над ухом, теплой руки, стряхивающей с твоей головы волосы, и двух зеркал, чтобы увидеть себя и спереди и сзади и оценить изменения. Приходишь лохматый, пряча под бейсболкой жесткие, неодинаковой длины волосы; а через несколько минут выходишь новым человеком: приятный запах кокосового масла и стрижка четкая и ясная, как матерное слово.