Альмудена Грандес - Песня над балконами

— Ан-тро-по-лог? — отчеканила я почти с опаской. Кончита воздела руки к небу и издала победный возглас.

— Точно!

— Гопник — антрополог? — переспросила я, словно одного подтверждения мне было недостаточно.

— Да, — и поправила меня, слегка надувшись, — и я тебе уже говорила, его зовут Хуанито.

— Гопник — антрополог! — прошептала я, — Да, конечно, да… мать моя женщина!

Кончита вынула пилочку для ногтей из чаши для песет, уселась на табуретку по другую сторону прилавка и принялась за маникюр, будто меня здесь не было, но, когда я уже подыскивала подходящую формулу для прощания, она к полнейшей моей неожиданности, не отводя глаз от своей левой руки, присовокупила:

— Кстати, он неженат.

— И для чего ты мне это говоришь?

— Ни для чего, — посмотрела она на меня. — Просто так.

Он точно бы мне не поверил, признайся я, что все вышло случайно, но только мне было бы проще, если бы это был другой балкон, или другой подъезд, или этаж, если бы нас разделяло хоть минимальное несоответствие уровней, малейшая дистанция, и, если бы я могла выбирать, я присмотрела бы себе окоп по соседству, сообщающийся с его, скажем, через плоскую крышу или закрытое патио, но, хотя уже на четвертый месяц агенты по недвижимости связались со мной, мне все же было не шестнадцать, и время то мчалось — не остановить, то слишком долго тянулось, приводя в отчаяние того, кто знал, что владеет им не в полной мере.

Брови девочки из агентства подскочили по самое не могу, когда я попросила ее не поднимать жалюзи на балконах. В полумраке я обследовала комнаты с видом на улицу — кабинет, гостиную, еще один кабинет, спальню и еще одну спальню… — и согласно кивнула, удостоив лишь беглым взглядом кухню и ванную, хоть и недавно отремонтированные, но обращенные окнами в безразличный мне переулок. Пока по моему поручению электрики налаживали освещение в наглухо запертой квартире, каждая моя вещь боролась за свое место в ней, когда же хлопоты оставались позади, я решила дать себе время обвыкнуться в новом пространстве. Почувствовав себя увереннее, я в тот же день по дороге с работы купила букет цветов. Поставила фарфоровую вазу на стол, повернутый под выгодным углом, после чего замедленным движением раскрыла балконные двери гостиной. Губы непроизвольно расплылись в улыбке, так и не осознанной до конца. По другую сторону улицы, на балконе третьего этажа строения, смежного с домом напротив, стоял он. Он видел меня и едва не улыбнулся в ответ.

В короткий срок я многое узнала, а впрочем, скоро мне стало этого недостаточно. Хуан — повторяла я снова и снова, иной раз вслух, иной раз про себя, пока не привыкла называть его по имени, — был крайне несобранным, мало ел, спал и того меньше и проводил почти каждый вечер вне дома, несмотря на то что должен был рано вставать, так как читал лекции по утрам. Днем он обычно оставался дома и смотрел на меня. Порой он подходил к балкону с книгой в руке или долго говорил по телефону, не сводя глаз с окна, подстерегая каждый следующий мой жест, как бывало в детстве. Мои зеленые жалюзи не опускались ни днем, ни ночью, усталость давала знать о себе и подкрались сомнения: довольно ли ему скромной победы над моим изображением в балконном проеме, льнущим часами к стеклу, словно трехмерная переводная картинка? — однако знаков, что он уповает на большее, не последовало. Я крепилась еще какое-то время. Затем тревожное волнение одержало верх и подвигло меня к составлению списка тактических маневров, в равной мере безрассудных. Вывесить на балконе плакат я очень стеснялась, от одной мысли о том, чтобы набрать его номер, у меня сосало под ложечкой, а перейти дорогу и попросить у него соли было бы невозможно физически, потому как мои ноги навеки срослись бы вместе, прежде чем я бы переступила порог его дома. Кончилось тем, что я вытряхнула из гостиной всю мебель. Перетащила ее в коридор и принесла из кухни табуретку, поставила табуретку ближе к балкону и села на нее без всякого дела. Я надеялась, он поймет, он, который умел толковать все мои жесты, однако, когда я подняла глаза, его глаза лишь на пару секунд удержали мой взгляд.

Его отсутствие не смутило меня, ведь он тут же вернулся, распахнул створки балкона и, облокотясь на балюстраду, посмотрел на меня. Подражая ему, я повторила его жесты один за другим, поначалу я не узнала мелодию, но в моей памяти она отозвалась прежде, чем я спохватилась, настанет день, он шевелил губами совсем рядом, по другую сторону улицы, но я не слышала его, и час пробьет, и в этот миг я поняла, что не знала, никогда не слышала его голоса, ты от меня уйдешь, и мне захотелось позвать его, окликнуть по имени, вымолить его крик, мне уже не важно, но я не осмелилась выдавить ни единого звука, все не так уж важно, и тут вдруг подхватила с ним вместе последние слова припева, и всему коне-е-ец, и потом музыка смолкла. А я настороженно замерла, уцепившись обеими руками за балюстраду. И смотрела на него, и едва не улыбнулась в ответ.