Артур Саканян - Театр одного зрителя

— Ладно. Тогда скажите: кто спешит на помощь, когда все отвернулись? Только родная плоть. А кто чище и роднее детей?.. Теперь согласны, что последствия от ваших поступков, в первую очередь, отразятся на их жизни? Карой это называйте или кармой — неважно. Во всех случаях страдают дети. Чья-то дочка, чей-то сын уже пострадали, — но зэки всё также угрюмо молчали.

— Молчите?! — гневно продолжил доктор. — А кто вас хоронить будет, когда помрёте? Ваши гоп-друзья или же сын, который, может быть, даже люто ненавидит вас? Кто?!

Зэки молчали, и только всхлипы внезапно прорвались в тишину.

— Причём тут дети?! — злобно выкрикнул пахан. — Причем тут они?! Нам суд определил наказание, и мы его несём! — но доктор резко перебил его:

— Разве непонятно, что эта кара следует не за мирское преступление, а за преступление перед Создателем жизни. В миру за это никто не судится, а последствия от ваших поступков, может быть, нескольким поколениям придётся смывать.

Несколько мгновений стояла полная тишина. Наконец раздался вопрос:

— А если преступление было совершено по справедливости, по совести. Душа от этого не пострадает?

— Кто сидит за чужие грехи, а совесть чиста? — переспросил доктор и продолжил:

— Конечно, душа в этом случае не пострадает, хоть человек и отсидит свой срок в миру.

— Какой же это хмырь за чужие грехи расплачиваться станет? Вот, балда! — очнулся пахан. — Не врубаюсь, о чём это вы там кудахчете? — с усмешкой закончил он.

— А я понимаю доктора! — раздался чей-то голос, и взахлёб продолжил:

— Мне об этом ещё бабка сказывала…

— Я вот сижу тут, а совесть моя чиста, — послышался чей-то радостный голос. — Значит, и моим деткам ничего не будет.

— Ишь ты! Чистюля отыскался! — возмутился кто-то. — А мы? А что будет с нашими детьми?

— Не верьте! Не верьте доктору! — вновь встрепенулся пахан.

— Разве я настаиваю, чтобы мне верили? — удивился доктор, пожав плечами. — Просто вспомните о тех людях, у которых на совести грех. Что стало с их детьми и семьями?

— Братцы! Сосед наш, рецидивист, помер. Сам был здоровый, как бык, а детки у него, как на подбор, сплошь рахитики-паралитики, — и с разных мест сразу же посыпались свои рассказы и догадки.

— Доктор! Но как нам сделать, чтобы эта кара на детей не пала, а миновала бы их?! — перекрыл всех чей-то вопль.

— Не слушай доктора! — ещё истошнее завопил пахан. — Врёт он всё! Врёт! Ничего вашим детям не будет!

— А нам уже ясно, почему у тебя ни жены, ни детей, — с усмешкой раздался голос из глубины зала.

Пахан в ярости вскочил на ноги.

— А отца и мать в могилу вогнал! — добавил ещё кто-то.

— Ничего святого за душой не имеешь! А теперь режь меня! Режь меня! — истерично завопил ещё кто-то и вскочил на ноги.

— А ну, мужики! Встать, кому свои детки дороги! — взревел голос из другого конца зала и, как по команде, половина зала вскочила на ноги.

Это был бунт, и пахан презрительным взглядом попытался охватить всех вставших. Через мгновение благоразумие взяло верх, и, противно улыбаясь, он сел обратно, а начальник облегчённо вздохнул.

— Что?! Слабо?! Бездетный ты наш! — залился кто-то истеричным смехом, и зэки со смехом расселись по местам.

— Вот вам преимущество живой аудитории, и рубильник вырубать не надо, — попытался разрядить обстановку доктор.

Пахан сжевал противную улыбочку в тонкую нить сжатых губ, и доктор продолжил:

— Я чувствую, как сильно ваше желание уберечь детей и родных от кары. Сумеете ли вы искренне раскаяться? Сумеете ли очистить свою душу от скверны? Не всё потеряно, но для этого придётся ломать себя, а это мучительно и больно. Это долго.

— Сумеем доктор, ради детей сумеем, научи нас, — крикнул чей-то голос, и вслед за ним с разных мест посыпались выкрики:

— Выдюжим! Только научи нас, доктор! Научи!

— Доктора на выход требуют! Генерал приехал! — раздался зычный голос охранника.

— Я научу вас! — выкрикнул доктор. — Слово за начальником.

— А это пусть генерал решает, — отозвался начальник, вытирая лоб платком. — Теперь марш по хатам.

— А генерала за что хотели шлёпнуть? — злобно выкрикнул пахан, вставая.

— Генерал ошибся. Стекло сквозняк разбил, а ему показалось, что в него стреляли, — ответил доктор, и кто-то весело подхватил:

— Теперь генерал сами пожаловали извиняться за ошибочку.

Все дружно рассмеялись, начальник неловко повернулся на каблуках, и чуть было не споткнулся на ровном месте. Высморкавшись в платок, он направился к двери, и нос к носу столкнулся с генералом.