Артур Саканян - Театр одного зрителя

Потом ей стало мерещиться, что кто-то из знакомых уже знает о её позоре. Внезапный смех за спиной, будто током бил её. Прежнюю озорливость сменила подозрительность, а это было так несвойственно ей. Поэтому, опасаясь очередного розыгрыша, и в школе, и во дворе многие стали сторониться её. Ей же казалось, что все только и ждут подходящего момента, чтобы поиздеваться и припомнить ей свои обиды.

Днём жизнь превращалась в ад, а по ночам мучил кошмар.

Чему только не приписывала мама мрачное настроение дочки и, даже подозревая изнасилование, повела к гинекологу. Она же, раздобыв разных книжек, нещадно работала над собой.

Вскоре она научилась одной лишь мимикой лица из девушки превращаться в старуху. Её голос мог охватить диапазон от писка малыша до баса оперного певца. Всё это она держала в тайне, а на людях позволяла себе только танцы. О такой гибкости тела любой мим мог только мечтать.

Эти занятия настолько изменили её облик, что, порой, даже старые знакомые не узнавали при случайной встрече. Это радовало и придавало ей уверенности. Жизнь возвращалась в обычное русло. Теперь она мечтала только поскорее избавиться от ночных кошмаров, и от щемящей душу мысли, что двери театра для неё закрыты.

-13-

Это случилось в день совершеннолетия. Ночью ей опять приснился кошмар, и, проснувшись в слезах, она вспомнила, что сегодня день её рождения.

С остервенением она стала ладошками вытирать слёзы. Какая-то соринка попала в глаз и, взяв зеркальце, она попыталась удалить её уголком платка.

Всматриваясь в глаз, она неожиданно увидела себя. В сознании сразу же вспыхнула картинка из детства. Истома ожидания чего-то самого главного сковала тело, а беспокойство, причиняемое соринкой, исчезло.

Как когда-то в детстве, она зажмурилась, а перед взором поплыли радужные круги. Перемежаясь и дробясь, они вытягивались в овалы, похожие на глаза людей. Она так часто смотрелась в овальное зеркало у себя в комнате, что и теперь в этих овалах замелькали знакомые очертания.

Зеркала с отражением её лица поплыли одно за другим. Сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Голова закружилась, а отражения перемешались в месиво.

Она уже хотела открыть глаза, как вдруг заметила, что в месиве зеркал стала прорисовываться маска презрения. Это была та самая маска, сквозь которую она тайно мечтала взирать на поверженного режиссёра.

Внезапно её осенило: «Эти зеркала, как глаза людей. Глаз много, а в них только моё отражение, будто это мой единственный зритель». Мурашки побежали по спине, и мысль буквально взорвалась: «Так это же театр одного зрителя, о котором говорил режиссёр! — горячая волна покатилась от головы вниз, смывая по пути мурашки. — Театр одного зрителя может существовать! — и, докатившись до пяток, кровь с новой силой ударила в голову. — Я буду играть только для своего отражения, для одного зрителя. Если я смогу придумать, как это сделать, то избавлюсь от кошмаров и отомщу режиссёру. Тогда двери театра откроются для меня».

Маска разлетелась на тысячу маленьких зеркал, и она открыла глаза.

-14-

Как-то на вечеринке она познакомилась с сыном того режиссёра. Азарт охоты охватил её, а он, спустя час, разморенный винными парами, доверительно жаловался ей:

— Мне так не повезло, — заплетающимся языком пытался он объяснить суть своей проблемы. — Я с детства обожаю женское белье, а запах парфюмерии сводит меня с ума. Понимаешь? Вот и ты, как женщина, меня совсем не интересуешь, а то, что на тебе надето, твои запахи — вот чего мне не хватает… Понимаешь? Я тоже хочу нравиться парням, а моему отцу внука подавай! Мечта у него такая! А как я ему сделаю внука, если я этого сделать не могу?.. Там, в театре, есть у него на примете одна актриса. Так он меня даже актёром устроил, чтобы в паре с ней я любовь разыгрывал бы на сцене. Потренировался бы…

Он усмехнулся и продолжил:

— А она мне нужна, эта актриса? Да и какой из меня актёр…

Ей показалось, что через мгновение её ногти вопьются в его презрительную ухмылку. Внезапно она ощутила в себе страшную силу, способную прямо сейчас совершить что-то непоправимое. Хорошо, что сигарета обожгла ей пальцы, и острая боль вернула рассудок.

Усилием воли она успела перехватить взрыв злобы и сжать его в обжигающую каплю пота, скатившуюся по спине. Едва сдерживая себя, чтобы не завизжать, как всё гадко и несправедливо в этом мире, она намертво сцепила руки, а он восторженно продолжил: