Иосиф Гольман - Вера, Надежда, Виктория

В воздухе запахло разборкой.

Ванечка напрягся, глаза его стали стальными. Игумнов сидел в углу и не предпринял ничего, чтобы выйти из-за стола. Бориска, поправив очки, спокойным голосом попытался объяснить подошедшим, что дамы очень голодны с дороги и хотели бы сначала поесть. Профессор же, сидевший с краю, сразу тихо встал и вышел из помещения.

Атмосфера в кафешке тем временем продолжала накаляться.

– Брезгуете, значит? – явно нарывался на скандал кавказец.

– Никто никем не брезгует, – вступила Надежда. – Просто мы хотим есть. Поедим – потанцуем. – Было очевидно, что прежде всего следует успокоить набравшихся авторитетных ухажеров. На персонал надежды не оставалось: не захотев ссориться с, видимо, хорошо известными им персонажами, женщины просто попрятались в служебке.

– Вы подождите, пока мы поедим, ладно? – тоже умиротворяюще произнесла Наталья.

Вичка пыталась ответить уродам гораздо более ядовито, но ее чуть не силой удерживал Борис.

Однако короли местного разлива ждать не захотели. Им требовалось обнимать чужих женщин немедленно, и один из молодых, грубо схватив Вичку за руку, потянул ее к себе. Борис, отшвырнув стул, вскочил и оттолкнул хама.

Началась потасовка, пока не перешедшая в полноценную драку – только Игорек остался сидеть за столом, – но вряд ли требовалось более минуты, чтобы побоище стало кровавым: у гостей наверняка имелись ножи. А если даже и нет – на столах было вдоволь и ножей, и вилок.

Впрочем, до реальной драки не дошло, хотя Ванечка хорошим тычком уже уронил кавказца на пол и сам получил зуботычину от молодого.

Раздался оглушительный треск, как будто из пушки выпалили. Потом – еще раз.

На самом деле выпалили не из пушки, а из «Сайги» – вороненого охотничьего карабина, редко используемого из-за малых размеров по прямому назначению. Звук же был таким мощным, потому что стреляли в замкнутом помещении.

Стрелял Ефим Аркадьевич, причем пока в потолок. Хотя на его лице легко читалась возможность стрельбы и по другим целям.

Драка мгновенно прекратилась, по-серьезному так и не начавшись, – «Сайга» выглядит как маленький автомат Калашникова, у которого она и позаимствовала основные узлы механизма, кроме возможности стрельбы очередями.

В кафе стало очень тихо, только порохом воняло, как в тире.

– Лицом к стене, руки за голову, – очень спокойно сказал профессор.

Приклад был прижат к плечу, палец – на спусковом крючке.

– Здесь еще восемь пуль, – после паузы добавил Береславский.

Авторитеты молча – и, возможно, привычно – выстроились вдоль бревенчатой стены, заложив ладони за головы.

– Борис, посмотри, что у них при себе. Начни с крайних. Только не перекрывай их, – дал указание Ефим. – Ванечка, а ты посмотри их сумки.

– Мужик, не борзей, – сказал кавказец, стоявший в центре. – Ты ж не будешь шмалять за танцы-шманцы?

Снова прогрохотал выстрел, пуля разбила декоративную тарелку прямо над головой кавказца, осыпав его осколками.

– Осталось семь пуль, – объявил профессор. – Больше – никаких предупреждений. Сразу в тело.

Оппоненты надолго – и наглухо – замолчали.

Ванечка вернулся от столика непрошеных гостей с двумя травматами – очень опасной четырехзарядной «Осой» и малокалиберной полуигрушкой-пневматикой, выполненной в виде немецкого маленького «вальтера». А еще с двумя мастерски выполненными финками: отличная сталь лезвий и великолепные наборные костяные ручки.

Бориска выгреб из обысканных бандюков еще один травмат – переделанный на Вятско-полянском заводе из настоящего «ТТ» резинострел «Лидер». И еще один нож. Пистолет – у кавказца, нож – у самого пожилого урки.

Ефим передал «Осу» Бориске, а «Сайгу» – Ванечке: последний так естественно и уверенно взял в руки оружие, что профессор был спокоен за дальнейшее развитие событий. А сам Береславский внимательно изучил отобранный резинострел.

– А он обратно переделан, – с интересом произнес профессор. – Даже ствол с нарезами.

– Не может быть! – крикнул, предусмотрительно не оборачиваясь, явно встревоженный кавказец. – Я в магазине покупал.

– Может, и так, – охотно согласился Береславский. – Вот я сейчас тебе в жопу стрельну, и проверим.

Наталью передернуло от слова «жопа» – они всегда спорили с профессором о применимости не вполне литературных слов в интеллигентной среде. Вичку же и остальных членов экипажа такое просторечие никак не напрягло.

Напрягся только кавказец.