Келли Линк - Все это очень странно

Луиза с Луизой каждую неделю обедают вместе. Заходят в уютные ресторанчики, Луиза знает всех метрдотелей. Она рассказывает Луизе о виолончелистах. Виолончелисты непостижимы. Луиза их еще не раскусила. Что-то есть в том, как они сидят, расставив ноги и согнув руки, будто обволакивая свои виолончели. Виолончелисты люди серьезные, основательные, плотные и в то же время манящие. Как двери. Открываются, и ты входишь.

Двери — это эротично. Эротичны деревянные изгибы и смычки, на которых натянут настоящий волос. Мундштуков, например, в виолончели нет. В мундштуках Луиза не видит ничего эротичного.

Луиза занимается пиаром. Добывает деньги для симфонического оркестра — в этом деле она профи. Отказать ей почти невозможно. Луиза приглашает богачей на обеды, знает, какое они предпочитают вино. Организует благотворительные аукционы и балы, приглашает спонсоров на репетиции, усаживает на сцене, чтобы те могли посмотреть на оркестр вблизи. А потом ведет к себе домой очередного виолончелиста.

Луиза и сама чем-то напоминает виолончель — фигуристая брюнетка в коричневом костюме, длинная шея, блестящие волосы уложены в высокую прическу завитком. Наверно, думает Луиза, виолончелисты любят по вечерам распускать эту прическу, перебирать густые Луизины волосы — медленно, с нежностью, с наслаждением. В лагере Луиза часто причесывала Луизу.

Но и у нее есть недостатки. Луиза и не говорила никогда, что ее подруга — само совершенство. У Луизы кривые ноги, маленький размер обуви, и она носит длинные облегающие юбки. Никаких штанов, никаких цветочных расцветок. И еще у нее привычка медленно-медленно поворачивать голову, чтобы посмотреть на собеседника. Ну и что, что ноги кривые.

Виолончелисты хотят переспать с Луизой, потому что она хочет, чтобы они этого хотели. Виолончелисты не влюбляются в Луизу, потому что Луиза не хочет, чтобы они в нее влюблялись. Луиза всегда получает то, что хочет.

А Луиза не знает, чего она хочет. Она не хочет ничего хотеть.

С Луизой она подружилась в скаутском лагере. Сколько им тогда было? Слишком мало, чтобы надолго уезжать от родителей. Зубы и те еще не все сменились. Случалось даже писаться в постель от тоски по дому. От одиночества. Спали в двухъярусных кроватях друг над другом. Скаутский лагерь для девочек пах мочой. Это в лагере Луиза узнала, что у Луизы кривые ноги. Там они иногда менялись одеждой.

Еще одна особенность Луизы, еще одна тайна. Кроме Луизы никто не знает. Даже виолончелисты. Даже Анна.

У Луизы нет музыкального слуха. Интересно наблюдать за ней на концертах, смотреть, как она смотрит на музыкантов. Во все глаза, не мигая. И лицо такое, будто она плохо расслышала имя важного собеседника. Наверно, поэтому Луиза и спит с ними, со своими виолончелистами. Потому что не понимает, зачем они еще нужны. Она не любит, когда что-ни-будь пропадает впустую.

Подходит официантка принять заказ. Луиза заказывает курицу-гриль и фирменный салат, а Луиза заказывает семгу с лимонным маслом. Официантка спрашивает у Анны, что та будет. Анна смотрит на мать.

— Она съест все, что угодно, лишь бы это было зеленого цвета, — говорит Луиза. — Брокколи сойдет. Или горох, стручковая фасоль, листовой салат. Лаймовый щербет. Булочки. Картофельное пюре.

Официантка удивленно смотрит на Анну:

— Пойду посмотрю, что у нас есть.

— А картошка не зеленая, — возражает Анна.

— Подожди, сейчас сама увидишь, — говорит Луиза.

— Если бы у меня были дети… — говорит Луиза.

— Но у тебя нет детей, — перебивает Луиза. Это она не со зла. Она вообще-то не злая, просто не всегда добрая.

Луиза с Анной пялятся друг на друга. Они всегда друг друга недолюбливали, но при Луизе стараются не ссориться. До чего унизительно, думает Луиза, враждовать с кем-то, кто настолько младше тебя. С дочкой подруги. По идее, мне должно быть жалко ее. У нее нет отца. Она скоро вырастет. Грудь. Прыщи. Мальчишки. Анна, наверно, будет стесняться своих старых фотографий. Низенькая, толстая, вечно в зеленом, — похожа на динозаврика Дино из рекламы йогурта. Она даже читать еще не умеет!

— Это еще что, вот раньше она ела только собачью еду, — смеется Луиза.

— Когда я была собакой… — начинает Анна.

— Не была ты никакой собакой, — обрывает Луиза, злясь на себя за эту вспышку.

— Откуда ты знаешь?

— А я видела, как ты родилась. Даже как твоя мама была беременная. Я тебя знаю с тех пор, когда ты была вот такой крохой, — она сложила пальцы точно так же, как метрдотель, только еще плотнее.