Роман Сенчин: Московские тени

Нет, нельзя было сказать, что старшая была гуленой, только пацаны и подруги на уме. Наоборот, в основном сидела дома, правда… Она организовала в той комнате, что делила с сестрой, уголок между стеной и двухэтажной кроватью и почти все время там проводила. Читала. И Юрьев видел, что читала очень взрослые книги – повести Чехова, «Тошноту» Сартра, двенадцатый том собрания сочинений Толстого, в котором «Крейцерова соната», «Дьявол», «Отец Сергий»… Как-то отдельно она жить стала, и это Юрьева выводило из себя.

– Туалет пусть в порядок приведет, – добавил, обращаясь к жене, но громко, чтобы и дочь слышала. – Ходим все туда, а в чистоте содержать…

– Ладно, ладно, – перебила жена, – мы разберемся.

В стену лифта было вмонтировано зеркало. Мутное, поцарапанное, со следами засохших харчков. Кто-то постоянно так пакостил… Ожидая, пока спустится с двенадцатого этажа, Юрьев любил оглядеть себя, проверить, все ли в порядке.

Молодой, никак сорока не дашь, человек, волосы густые, зубы ровные, белые. Одет неплохо – не в китайскую дешевку, по крайней мере. Нормальный, уверенный, обеспеченный, здоровый мужчина. Во взгляде только… Что-то нехорошее появилось во взгляде, и давненько уже появилось. Какая-то постоянная ошалелость. Как у забегавшейся по своим хозяйственным делам тетки.

Отвернулся, уставился на створки двери, полез в карман куртки, нащупал ключи от машины и зачем-то произнес удовлетворенно: «Здесь», – хотя и до того был уверен, что они на месте…

На улице было холодновато. Пробрасывал мелкий и редкий снежок, задувал ветер, несильный и какой-то беспорядочный, ежесекундно меняющий направление, словно заблудился в лабиринте домов.

Машина, неновое, но еще приличное «Вольво», стояла почти напротив подъезда – передок на проезжей части, зад на газоне… Еще недавно был у нее домик – «ракушка», но в августе гаражи убрали – территория понадобилась под какое-то строительство; обещают выделить новое место для гаражей, но далековато оно, за речкой Городнёй, – минут десять ходьбы.

Пока мотор прогревался, протер тряпкой номера. Уселся за руль. Так, сейчас, значит, переобуть машинку, потом за продуктами. Вина побольше, сока не забыть детям… Да, а кого звать, с женой так и не договорился! Еще начнет сейчас обзванивать всех подряд.

Юрьев достал мобильный телефон.

– Ир, я вернусь, тогда пригласим, – сказал. – Смогут – смогут, нет – и ладно. Наберем человек десять… Я быстро.

Но быстро не получилось. Возле шиномонтажа стояли десятка три машин – всем нужно было менять резину, и Юрьеву пришлось понервничать, поорать, объясняя, что он по записи. Впустили лишь тогда, когда механики подтвердили.

Около получаса ушло на переобувание. Рассчитался, поехал в торговый комплекс «Братеевский».

Прохожих было мало, улицы свободны от транспорта. Но на остановках, возле магазинов, банкоматов наблюдалось оживление – те, кто уже выспался, куда-то собрались ехать, что-то покупали или снимали деньги, чтобы делать покупки.

«Братеевский» тоже был многолюден, даже очереди возникали.

Юрьеву нравилось ходить по магазинам. Наверное, сказывалось то, что в юности он видел прилавки пустыми, скучными, продавщиц обозленно-неприступными; даже поездки в центр, в «Елисеевский», не за продуктами, а словно в музей, не помогали, – в магазинах было тоскливо. Зато теперь он наверстывал, смаковал.

Юрьев предпочитал делать покупки в одиночку. Чтоб не советоваться по каждому пустяку, ни под кого не подстраиваться, а полагаться лишь на свое желание. Купить иногда и какую-нибудь дорогую ерунду вроде консервированных улиток или кенгурятины, но знать, что совершил это сам, осмысленно.

Торговый центр был на самом деле обычным крытым рынком; Юрьев ходил вдоль рядов, складывал в пакеты одно, другое, третье. Помидоры, огурцы, зелень, куриные грудки (жена пусть запечет в сыре), сыр, несколько видов колбасы (сначала хотел активно рекламируемое «Останкино», но остановился на проверенном «Вегусе») – копченой, сырокопченой, салями, сервелата, бастурмы немного, буженинки, карбоната – для мясного ассорти; несколько видов рыбы – для рыбного. Маслины, оливки…

– Ладно, – в конце концов остановил себя, – не надо перебарщивать.

И ярко, отчетливо вспомнилось то, что старался в последние годы не вспоминать (вообще вспоминать становилось все тяжелее, больнее) – их просторная, с высокими потолками квартира на Ленинском проспекте, мама и папа, умершие двенадцать лет назад, один за другим с разницей в несколько месяцев, три его сестры и брат. Все еще вместе… Старший брат, Максим, и средняя сестра, Ольга, давно живут за границей, с остальными сестрами встречается эпизодически – как-то все не до встреч; квартиру еще при родителях разменяли – все нуждались в отдельном жилье…