Эдгар Вулгаков - Течение времени

– Она у Алеши, сейчас подойдет. Подошла.

– Леночка, дорогая, мы по тебе скучаем всем домом, чтобы ты это знала. Я понял, что ты держалась молодцом – забыла все и опять увидела в Наташе любимую сестру. Спасибо тебе за это, моя мудрая и любимая Леночка. Сейчас мне предстоит серьезный разговор с Танюшей. Она уже издали показывает мне кулаки, а глаза у нее на мокром месте. Придется забросить статью и заняться потасовкой. Не удивляйся, если застанешь мою физиономию в царапинах и кровоподтеках. Это наша ревнивая дочь отомстит мне за вас обеих. Правильно я говорю, ревнучая моя? Кивает, дескать, правильно. Обнимаю тебя и крепко целую, и желаю больших успехов на конгрессе. Тетя Груша тебя целует и тоже обнимает. Между прочим, все хвостатые натявкивают и намурлыкивают, что любят и скучают. Я заканчиваю, Леночка, так? Целую.

– «Ревнучая» – это сложное слово, состоящее из двух слов, – ревущая и ревнивая, иди ко мне выяснять отношения. Ах, не пойдешь? Тогда я пойду к тебе.

– Папка! А еще подруг!.. Как же ты мог изменить нам с мамой, а?

– Возьми платочек, вытри глазки и носик. И еще перестань надувать губки.

– Алеша! Неужели ты мог изменить Леночке? И когда это ты успел? – подключилась тетя Груша. – В райцентре? Выходит, наш пострел везде поспел.

– Да, по сути, и не изменял я! И Наташа знала, что я любил только Леночку, а теперь знает, что и сейчас люблю, как и раньше. Это было какое-то наваждение. Раньше бы сказали «бес попутал». Бес здесь ни при чем. Не буду я вспоминать эту историю. Леночка не лезла мне в душу – все поняла и пальчиком, прижатым к губам, замкнула мне уста. Вот какие слова говорю: уста. Ничего нового я бы ей не рассказал, да она и без того все поняла. Знала меня и Наташу – неприкаянную. И она бежала во Францию, там и родила. Что она во Франции – знали, а что родила – нет. Сам отцом во второй раз стал всего час назад и очень рад, что у нашей ревнучей появился брат. Это счастье. Это радость, и мы его примем в нашу семью. Правильно я говорю, тетя Груша?

– Да, правильно, правильно. Всякое бывает в жизни. Раз уж так получилось, то он наш мальчик, наших кровей, российский. И будет он у нас жить, пока Леночка его на ноги не поставит. А там видно будет. А у тебя, дурочка, иди хоть ко мне, брат появился. Радоваться должна, а она чуть не в рев, а вроде ума палата.

Таня устроилась рядом с тетей Грушей и, обняв ее, изредка шмыгала носом. Так и просидели до сумерек. Уже надо было включать свет, но Алеша не хотел нарушать покой и замирение в семействе, пока тетя Груша на ушко что-то не шепнула Танюше. Танюша быстро вскочила, включила люстру, и через минуту на столе стояла бутылка шампанского и три фужера.

– За отца-молодца, его сына и его вторую жену надо поднять бокалы, – не глядя на отца, тихо произнесла Танюша.

– Ну, ты, девка, белены объелась, что ли? Что несешь-то? А я-то думала, до чего быстра, сообразительна, правильно с братцем говорила, умно. За что отца обидела! Никогда тебя не пороли, а сейчас я бы тебя ремнем по мягкому месту, да отец не позволит. И не подходи ко мне, бесстыжая.

– Ладно, тетя Груша, попробуем разобраться.

Алеша поцеловал тетю Грушу и подошел к столу.

– Сначала откроем шампанское, и пусть пробка летит в потолок. У меня второй жены не было никогда и не будет, Танюк. Запомни это, и прошу тебя так никогда в жизни не говорить. Но у тебя есть брат – сын твоего отца. Этот самый отец, то есть я, очень любит тебя и твою маму, которая с его детских лет для него – Леночка. А у твоего брата мама – твоя родная тетя, двоюродная сестра твоей мамы. Звать ее Наташа, как ты теперь узнала. Мы с твоей мамой, пока не выяснится, кто отец Наташиного сына, решили тебя в известность не ставить, чтобы не нарушать равновесия твоей еще детской психики. Я ясно выразился, дочь моя?

Таня стояла у стола, не поднимая головы, утвердительно кивнула.

– Тетя Груша, сказать что-нибудь хотите?

– Нет, Алешенька, нет!

– Татьяна уже высказалась, теперь я поднимаю бокал в радостный для нас день. В нашей семье появился еще один мужчина – Алеша-младший, родной брат Танюши. Он получил серьезную травму и нуждается в нашей помощи, в помощи нашей мамы. Я не верю в чудеса, но я верю в достижения медицины, в знания и руки нашей мамы. Я пью за нашу маму, за ее мужество, за ее прозорливость, за Алешу-младшего, за его маму, которая не спасовала перед трудностями жизни, воспитывая сына. Выпьем за это. Так, Танюша?

– Так, так, дорогой папка, так. Прости ты меня, прости няня Груша. Я буду целовать вам руки, ноги, я буду ползать перед вами на коленях, только простите меня, дуру, дуру, дуру! Простите меня!