Эдгар Вулгаков - Течение времени

Алеша помнил бывшую хозяйку квартиры – маленькую согбенную старушку с буравящим взглядом недобрых глаз. Из хозяйской семьи остались еще сестра и брат, оба неопределенного возраста. Брат был признан сумасшедшим и из комнаты выходил только затем, чтобы набрать воды в кастрюльку, после чего устремлялся большими шагами к своей двери и тут же поворачивал ключ внутреннего замка. Сестра работала учительницей младших классов, обеспечивая семью продуктами. Они что-то готовили в своих комнатах, вместо уборной пользовались большим ночным горшком, который выносили ночью. Они были осколками вымирающего общества мелких дореволюционных собственников и не сумели войти в новую жизнь. К тому же ими руководило чувство неприязни к вторгшимся в их квартиру жильцам со всеми на то правами, а также обиды в связи с низвержением их, владельцев квартиры, в квартиросъемщики.

Чтобы войти в Алешину квартиру, надо было дернуть вниз рукоятку архаичного сооружения. В результате этого действия под потолком поворачивалось подобие коромысла, к свободному плечу которого была привязана проволока с колокольчиком. Колокольчик звонил, и открывались двери в бесконечно длинном коридоре с одной пятидесятисвечевой лампочкой: к кому-то идет гость.

Итак, это была самая обыкновенная московская коммунальная квартира, в которой протекала заурядная советская жизнь с редкими праздниками, без каких-либо из ряда вон выходящих событий. Конечно, по стенам коридора висели и корыта, и баки, и тазы, и ведра и прочая необходимая в хозяйстве утварь, открывающая непрезентабельную картину одной из сторон социалистического коммунального быта. Приходилось жить вместе людям, разным по воспитанию, образованию, культурным запросам, с примерно одинаковым достатком в то время у инженера, частника-портного и рабочего. И в целом все было внутри квартиры мирно – соблюдались приличия как в поведении, так и в выражениях до возникновения скандалов в комнатах, где жили портные.

Алешина мама вносила дух взаимного уважения и соблюдения дистанции, что касалось также и детей. Алеша не мог найти ничего общего ни с Колькой, ни с Валькой, ни с Петькой. Уже скоро Валька стал Файбой, и Алеше было неудобно спросить, почему у него появилась кличка и что такое «стырить». Потом он понял, что «стырить» на нормальном языке означает украсть. И от этой квартирной компании его отделила стена неприязни. Мама знала, что у Алеши уже сложилось правильное отношение к стереотипам мальчишеского поведения: кто поступает честно, тот поступает и достойно, а значит, правильно. Всю глубину слова «достойно» он, может быть, не понимал, но ощущал интуитивно. Во все времена нормой его жизненного уклада были отсутствие зависти и лжи при любых обстоятельствах.

Старшим по возрасту был Колька, высокомерно относящийся к младшим, глуповато-дурашливый и трусливый, любитель предсказывать будущее. Алеше он уготовил стать канцелярской крысой, Файбе и Петьке, побаиваясь их, хотя они были моложе его года на три-четыре, обещал героические профессии водолаза и летчика, на что они удовлетворенно хмыкали.

– Колька, а почему я буду канцелярской крысой, а не инженером, – возмущался Алеша.

– Вот дурак – я и говорю: канцелярская крыса. Эти инженера только над бумагами и корпят, потому что ничего другого делать не умеют, ходят вокруг работяг и командуют.

Спорить с ним было бесполезно, а куда их потом разбросала жизнь – истории неизвестно. В дошкольном возрасте Алеше было интереснее играть с девочками, которых интересовали книги и его рассказы о прочитанном. Или, может быть, Алешины фантазии.

Но, конечно, самым большим другом в детстве у Алеши был Вовка. Он жил с родителями и сестрой в двух маленьких комнатах этажом ниже. Был на год старше Алеши, что давало ему некоторое право относиться к нему снисходительно: он-то уже в школе, много знает, да еще ему «задают на дом». А потом, он человек занятой и ответственный, поскольку староста в группе. Алешка – так, мелюзга необученная, хотя тоже кое-что умеет и знает, но дошкольник. Но эта болезнь превосходства или зазнайства прошла очень быстро, поскольку по характеру он был добрым, справедливым и увлекающимся. Эту пару, Алешу и Вовку, что называется, водой не разольешь: и книги вместе читали одну за другой, и геройство Чапаева обсуждали, и наконец, с третьего-четвертого класса оба увлеклись шахматами. А еще они любили «выступать» перед Люсей – сестрой Вовки, Люсиндрой, года на четыре их старше, голубоглазой красавицей блондинкой. Общение сводилось к тому, что они по очереди задавали ей дурацкие только что придуманные вопросы, или катали по полу маленький мячик, или играли с котенком, или пели песни противными голосами одну за другой. И все это ради того, чтобы она обратила на них внимание, чего добиться было не так трудно. Ей надоедало сидеть над учебниками, и она с не меньшим, чем они, удовольствием, включалась в возню с ребятами. Начиналась беготня из одной комнаты в другую, или, спасаясь, выскакивали, в коридор, что было запрещено родителями.