Эдгар Вулгаков - Течение времени

Катюша, я пишу тебе так подробно об Алеше потому, что вы нравитесь друг другу. Знаешь, и дня не проходит, чтобы он о тебе не заговорил. Фото, которое ты ему подарила, у него в спальне на столике. Он мне сказал, что скучает по тебе, по твоей манере говорить (у тебя, оказывается, особая манера говорить). Ему нравятся твои глаза, прическа, волосы, склонность к спортивным занятиям и, заметь, твоя женственная походка. Одним словом он влюблен и рвется в Москву. И еще – в нем много мальчишеского и, наверное, он всегда будет таким.

Описывать Париж не буду – скоро сама увидишь, и я за тебя заранее рада. Париж неповторим, прекрасен, разнообразен, полон очарования, поэтичен, музыкален,а главное, романтичней любой картины Утрилло – если бы ее можно было оживить!

Целую тебя и до скорой встречи в Москве. Твоя Татьяна

P. S. Позвони о дне презентации монографии.

Письмо Алеши Седова Катюше

Дорогая и милая Катюша, добрый день!

Такая жалость, что Вы не могли поехать с нами, я бы показал Вам мой Париж, как попытался показать его Танюше. О нем я могу говорить взахлеб, чтобы Вы увидели его моими глазами и почувствовали его в поэзии тех великих поэтов, сердца которых покорил Париж. Я читал бы вам стихи о Париже и о любви, которую он вызывал у поэтов, им покоренных. Мне кажется, что особенно любила Париж русская богема Серебряного века, хотя за полвека до нее и русские писатели, и аристократия, и разночинцы. Париж всегда привлекал русских, прежде всего, наверное, духом свободы, который ощущается здесь. Впрочем, времена меняются… Я хочу, чтобы мой Париж стал Вашим, так же как Ваша Москва моею. Так вот, дорогая Катюша, я очень без Вас скучаю и рвусь к Вам всей душой. Сейчас я вместе с Танюшей. Она человек огромного таланта, работоспособности и самодисциплины. Ее надо отвлечь от прямо нечеловеческого темпа в работе над большой книгой, от заданного ею ритма, в котором она продолжает жить в Париже. Она думает, впрочем, как и я, о дальнейшем развитии наших идей. Мне даже нравился такой темп, но теперь я понимаю, что нужно забыть о работе на месяц, ничего не делать, купаться в море, ходить по горам, валять дурака.И это мы сделаем втроем после защиты наших диссертаций. Сейчас Танюша наслаждается, созерцая оригиналы импрессионистов, хотя и в Союзе их немало. Мы без спешки два-три дня бродим по Лувру, должны съездить в Версаль, посидеть в кафе на Елисейских полях и на Монмартре, почувствовать ауру Парижа. Возможно, в Москву будем возвращаться через Италию, но, так или иначе, теперь я вас от себя никуда не отпущу. Меня с письмом торопит мама – появилась неожиданная оказия в Москву, о которой я узнал десять минут назад. Поэтому простите за сумбурное письмо. А я-то думал писать вам целый день и рассказать в письме о моих чувствах к вам.

Целую Ваши ручки и до скорой встречи. Ваш Алеша

P. S. Мы с Танюшей постараемся прилететь в Москву накануне презентации Вашей книги.

Как и следовало ожидать, на презентацию монографии Катюши они не попали. Еще не наступили такие времена и наступят ли они вообще, когда съездить в Париж будет не сложнее, чем в Малаховку. Но визу по приглашению в Париж Катюша получила и была на седьмом небе от счастья. Родители Катюши, Сипягины, позвонили Лариным, с которыми были знакомы, когда девочки только пошли учиться в школу, но дальше шапочного знакомства их отношения не продвинулись.

Алексей Петрович их успокаивал:

– Ее ждут в доме сестры Елены Федоровны, не надо тревожиться о финансовых проблемах – ведь Катюша едет по приглашению к Наталии Александровне и к моему сыну, людям достаточно обеспеченным. В Орли ее встретят, не беспокойтесь.

– Да, да, мы понимаем. И все же, удобно ли… Правда, у нее есть с собой немного валюты.

– Удобно, удобно, все в порядке, она гостья…

– Мы как-то не привыкли…

– Ничего необычного в поездке Катюши нет, все будет хорошо.

Из Парижа звонили часто, поначалу все шло хорошо, но дней через десять Наташа с тревогой в голосе рассказала, что Алеша поссорился с Катюшей, приревновав ее к Николя, а Катюша разразилась потоком слез. Она не выходила из спальни, а Алеша, никого не желая видеть, уселся у себя в комнате, спиной к дверям и через наушники слушал Малера.

– Дорогая, ничего страшного не произошло: еще сто раз будут ссориться и столько же раз мириться, – попытался успокоить Леночку Алексей Петрович. – А если поссорились всерьез и глубоко и не в состоянии понять друг друга, то тем лучше. Пусть сразу разберутся. У них вся жизнь впереди.