Эдгар Вулгаков - Течение времени

Потом долго занимается туалетом, приглаживая перышки, а Тобика дня на три оставляет в покое. Иногда Дану кажется, что это у них игра, которая нравится им обоим. Тобик помахивает хвостом от удовольствия, когда загонит Кешу в клетку или куда-нибудь повыше. Дан считает, что они понимают, кто из них главный в его отсутствии. Они провожают его до дверей и, оставаясь в одиночестве, каждый занимается своим делом. Тобик спит возле дверей, Кеша забирается в клетку. Квартиру убирать и обед готовить к Дану приходит Татьяна Николаевна, ей уж за семьдесят, ничего такого не думай.

– А что я по этому поводу должна думать, тетя Груша? Ничего я и не думаю.

– Дай досказать про Дана. Когда Дан уезжает в командировку на несколько дней, за домом следит Татьяна Николаевна. А когда Дан возвращается, его радостным лаем встречает Тобик. А Кеша недоволен долгим отсутствием Дана – ворчит и шипит на него, взъерошивает перья, а через полчаса идет мириться. Кешка только Дана и признает, а Тобика терпит. Тиранил бедную кошечку – все норовил клюнуть ее, перья распустит и наскакивает, и шипит. Мирил он их, мирил, да так и не подружил. Так и пришлось кошечку-мурлыку отдать Татьяне Николаевне. Она взяла с удовольствием – красивая кошечка была, ласковая. А ты говоришь, что Дан на ноги наступает. Подумаешь! Вот и научи его танцевать. Лучше Дана у меня для тебя женихов нету, ясно? А я все думаю и думаю про тебя, девка. Хороший Дан человек, Светочка, и тебе пара.

– Может быть, он очень хороший, но при чем здесь я. Он мне в любви объяснялся, что ли? Он-то меня и знать не знает.

– Знает, знает. Все рассматривал твои монгольские фотографии, восхищался твоими подвигами.

– Какими еще подвигами?

– Всю Монголию на лошадях объездила, а орденов сколько получила? Что, не за подвиги? За подвиги получила, а Алешенька сказал бы «и за подвижничество». Да, чуть не забыла сказать – сегодня Алеша приведет Дана смотреть нашу квартиру, он еще не видел.

– Тетя Груша, так мне надо в парикмахерскую сбегать, где тут у вас поблизости?

– Под телефоном книжица. Найди Жанну. Скажи, что ты от Елены Федоровны, примет. Беги, девонька, беги.

Вскоре появились Алеша с Даном, принесли две бутылки «Хванчкары».

– А где Леночка? – поинтересовалась тетя Груша.

– Леночку еще в три часа вызвали в какую-то больницу на консультацию, будет с минуты на минуту. А где Светланка – доктор Айболит нашей великой родины? А, в парикмахерской? Между прочим, Дан, рекомендую обратить внимание на эту даму. Ее родители, биологи, всю жизнь провели на Камчатке, там и остались. А дочь отправили в Москву, обеспечивая финансами и прочими родительскими заботами на уровне ширпотреба. Все остальное она сама. Сама себя сделала. Да я тебе о ней рассказывал. Все при ней есть, только нет любви. Некому письма писать, только нам, а мы – ей. Мне кажется, что сейчас ее раздирает тоска от одиночества. В Москве прекрасная квартира, а живет у нас. Женщина тоскует, тебе это понятно? Обрати на нее внимание, хороший она человек, наша Светланка. А как к ней тянутся животные! Какой-то дар, просто чудо.

– Ясно, Алешка, ты мне говорил о ней много раз – еще в твою бытность на «сельской ниве». Теперь возникли реальные возможности заняться Светланой, если она меня воспримет. А что, не такой я плохой, хотя и прицепили бирку «холостяк». Правда, слово «заняться» звучит пошловато, я хотел сказать, что буду ухаживать за ней всеми доступными мне средствами, а со временем, если поймем друг друга, начну крутиться перед ней мелким бесом. Последняя женщина у меня была три года назад, ты знаешь. То ей одно, то ей другое. То ей один ресторан, то другой. В Большом зале консерватории – зевает. Оперу не признает. Женщина красивая, что и говорить, ты же знаешь, но пустая. Цирк любила и опустошала мой кошелек. Даже сберкнижку. Почему-то дал ей доверенность, зачем? Даже в мамины сбережения залезла. Однажды побывал у нее дома и понял: на мои и мамины деньги она обставила квартиру, купила ковры и прочие тряпки. А когда я в больнице лежал месяц – ни разу не зашла. Потом понял: никакой близости духовной, общности интересов у нас с ней нет и быть не может, мне с ней скучно. Расстались, и был от счастья на седьмом небе. Мне кажется, она самая настоящая стерва, как я сразу не понял, дурак.

Пришла Леночка.

– Дан наконец-то к нам пожаловал! А у нас гостья, наш хороший друг, Светлана. Вы чуть-чуть знакомы, познакомьтесь поближе, интересный человек.

– Леночка, спасибо, про Светлану я все знаю, Алешка доложил. Ты не знаешь, у нас сегодня были в масштабах института эпохальные события. Райком на Алешкиной заметке о Безымянке решил партийную идеологию в объеме местной печати поставить с головы на ноги. Мы застрельщики нового партийного движения! Не по указке сверху, а снизу – низовая партийная печать начнет крыть правду-матку без всякой цензуры, что бог на душу положит. Плохо живем, так и пишем – плохо живем; пьянствуем – так и пишем: страна гибнет от алкоголизма. Как улучшать жизнь – даем предложения. В этом большая тактика – предложения с мест, это, во-первых, а, вторых, до заграничной шельмующей нас печати далеко. Пока до «них» дойдет – или ишак сдохнет, или шах помрет. Шельмовать будет некого. На себе ставим эксперименты, Леночка, на Алешкиных перлах, как зачинатели нового партийного движения «Свободу низовой партийной печати!» Но по шапке мы получим в любом случае, точно. Такую же «шапку» получит Николай Николаевич, только будет ли ему на что ее надеть, вот в чем вопрос?!