Алан Лайтман - Друг Бенито

Джон Лернер был всего лишь ребенком, физически хрупким, и, подобно Беннету, немногословным. Зато у него был резкий, гиеноподобный смех, узнаваемый издалека.

Беннет познакомился с Джоном, когда был в четвертом классе. Это случилось весенним днем на широкой заброшенной полосе земли по дороге из школы домой. Беннет называл ее кукурузным полем, хотя ни одного стебля кукурузы на ней видно не было. Там тесными группами росли дубовые деревья и подлесок, фиалки, синие, как небо, еще там водились змеи и черепахи — таинственные следы на земле, теряющиеся под деревьями.

У Беннета было два любимых места. Одно на холме, где земля уходила вниз и вдаль, и ветер дул с такой неизменной силой, что можно было сидеть, закрыв глаза, и представлять себе, что летишь в пространстве вместе с Землей, поворачивающейся вокруг оси. Там он сидел часами, держа в зубах травинку, раздумывая и давая времени улетать с ветром. Другое место — пруд, зеленый, темный и в теплое время кишащий головастиками. Было приятно разуться и бродить по илистому мелководью, пропуская между пальцами темную жижу. Беннет никогда отсюда не уходил, не написав на иле свои инициалы. Через несколько дней они исчезали, затянутые илом и тиной, и он писал их снова. Ему хотелось оставить что-то от себя в этом пруду навсегда.

Однажды он только успел написать на илистом берегу инициалы, как услышал смех гиены. Это был Джон, который наблюдал за ним из-под дуба, скрестив на груди руки. Он осмотрел работу Беннета, потом стал воздвигать собственные инициалы в иле — из палок. Он брал палку, заострял ее перочинным ножом и втыкал на полфута в ил. Они сложились в буквы. Дж. Л. Четко, сказал Беннет. Джон со щелчком закрыл нож, отступил и стал любоваться своим творением, потом исчез среди деревьев. Инициалы Джона остались стоять до самого лета, а потом ил высох, растрескался, и палочки сломались и попадали.

В тот первый год в последний день перед каникулами ребята чуть не сожгли кукурузное поле. Джон решил, что раз наступает лето, надо будет как-то защищаться от индейцев. И мальчики построили форт на углу кукурузного поля, ближайшего к зданию «Зирса и Роубэка». Построили его из бревен и больших камней. В форте, естественно, нужен был костер. Спички есть? спросил Беннет. Джон состроил презрительно-недовольную гримасу и вытащил из кармана лупу, которая дала огонь всего через три минуты. Однако этот огонь почти сразу вырвался из-под контроля и стал пожирать какой-то куст. Ох ты боже мой, завопил Беннет и забегал кругами. Джон тут же схватил его за плечи и взмолился, чуть не плача, только отцу моему не говори. Ох ты боже мой, орал Беннет, давай позовем на помощь. Тут есть пожарное депо, я им скажу. Он побежал изо всех сил к краю поля, а Джон болтался на его следу, как хвост за воздушным змеем. Они бежали к зданию «Зирса и Роубэка», через Поплар-авеню, увертываясь от машин, стремясь к пожарному депо на Белльмид. Нельзя, выл Джон, они поймут, что это мы. Они расскажут моему отцу. Беннет не отвечал, продолжая бежать вперед. Он влетел в дверь депо и заорал, что рядом с «Зирсом и Роубэком» пожар. Потом пулей вылетел в дверь и помчался в сторону, противоположную кукурузному полю, а Джон за ним. Они бежали без остановки, не оглядываясь, целую милю до самого Рексолла, оба запыхались и обливались потом. Через несколько минут они успокоились и плюхнулись на траву, скрестив ноги, в перепуге тараща глаза. Обещай, что не скажешь моему отцу, сказал Джон. Обещаю, сказал Беннет.

Иногда Беннет заходил после школы с какой-нибудь идеей из «Популярной науки» и находил Джона, вытянувшегося на кровати и мрачно размышляющего над своей последней серией плохих оценок. Ум Джона работал со скоростью десять тысяч оборотов в минуту, но шестеренки бесцельно вертелись в отсутствие другого разума, за который они могли бы зацепиться. Стоило Беннету упомянуть о новом проекте, пусть даже мимоходом, он вскакивал и бросался действовать: вытаскивал провода, резисторы, паяльники и вообще все, что мог счесть полезным, из разных ящиков, сваленных в комнате без всякого порядка. Потом под завывание Боба Дилана они брались за дело. За много лет своей совместной работы юные ученые сделали уоки-токи, детекторный приемник, термостат и — от начала и до конца — телескоп с автоматическим следящим устройством. Джон никогда не хранил инструкций к новым деталям, никогда не рисовал схем, и провода у него блуждали по монтажной плате, как пьяные. Но у него были волшебные руки, и когда он садился по-турецки посреди комнаты и начинал возиться со схемой, транзисторы оживали. Чуть подкрутить надо было, говорил он буднично. Просто чуть подкрутить. Ошеломленный Беннет, глядя из-за плеча друга, пытался понять, почему в комнате у Джона все приборы работают лучше, чем в его комнате, но попытки были абсолютно бессмысленны. Джон тоже ничего не объяснял. Он не растрачивал время жизни на теории.