Наталья Алексеевна перевела заключительную фразу и посмотрела на Романа Валерьевича вопросительно: будет что-то еще говорить?
- Всё, - сказал он и сделал глоток крепкого, горького кофе.
Одна из женщин стала задавать свой вопрос. Говорила долго, жестикулируя. В ручейке английских слов Роман Валерьевич уловил родные - "новый реализм". Про себя не без гордости усмехнулся: "Еще один всемирный термин. "Спутник", "перестройка", "новый реализм". И стал готовиться к ответу.
Это словосочетание - "новый реализм" - он услышал в начале двухтысячного года на какой-то литературной тусовке. Тусовка была скучной, фуршет нищим - даже выпивку приходилось покупать за свой счет в буфете. И вот там, пристроившись к группке немолодых, неизвестных то ли писателей, то ли критиков, он и услышал: "Только какой-нибудь новый реализм способен спасти русскую литературу!" Эта мысль его поразила, тем более, что про его прозу говорили: это нечто новое.
Пришел домой трезвым, по-боевому раздраженным и написал статью "Новый реализм - литература нового века". Отдал в малогонорарный интернет-журнал, а спустя несколько месяцев в престижном "Новом мире" появился манифест юного прозаика Сергея Шаргунова под названием "Отрицание траура", где было подробно про преодоленный постмодернизм, новый реализм, достоверный вымысел, живительную искренность...
Роман Валерьевич познакомился с Сергеем, они стали вместе ходить на творческие вечера, выступали, разъясняли, почему их реализм новый. И в конце концов термин прижился, стал предметом критических дискуссий; даже разновидности появились: "матовый новый реализм", "глянцевый", "преображающий", "отражающий"... Но в этих тонкостях Роман Валерьевич уже мало разбирался, ему было достаточно своего, первоначального, и статуса основателя нового литературного течения.
- Понимаете, - объяснял он сейчас неспешным, почти преподавательским тоном, - это не какая-то группа писателей. У нас нет правил, четкой программы. Но нельзя не согласиться, что на стыке девяностых и нулевых годов, то есть, на стыке столетий, даже тысячелетий, в литературу пришло новое поколение писателей со своим языком, своим миропониманием. Это вообще оказалось первое по-настоящему свободное поколение. Его почти не затронул советский тоталитаризм, оно не знало идеологических рамок. И это поколение бесспорно оживило русскую литературу.
Серая кошка вконец обнаглела и запрыгнула на стол. Задрала хвост, победно выгнулась. Хозяйка вскочила ее согнать, кошка увернулась, и одна из чашек опрокинулась, упала на пластиковый паркет. Кофе разбрызнулся.
- Ой, простите! - Тонкая кожа хозяйки стала красной. - С утра сошли! - И уже без церемоний отшвырнула кошку в сторону прихожей.
- Что ж, весна, - попытался пошутить Роман Валерьевич; Наталья Алексеевна перевела, женщины осторожно посмеялись.
Хозяйка затерла кофе бумажными полотенцами, потом вынесла таз с накапавшей с потолка водой. Роман Валерьевич, наблюдая за ней, поднял глаза на пятно. В центре оно было уже не желтым, а темно-серым. В юности Роман Валерьевич недолго учился в строительном училище, определил: скоро отвалится кусок штукатурки. "А перекрытия-то наверняка деревянные. Тут мощно может рухнуть". Потолок было жалко.
- А скажите, Роман, проза всех новых реалистов так мрачна? - последовал новый вопрос.
- Гм, честно говоря, я не понимаю, что значит "мрачна". - Он стал показно раздражаться, это часто шло на пользу встречам. - В том-то и дело, что проза новых реалистов не мрачная, не чернушная, а предельно объективная. Мы показываем реальность во всем ее многообразии. Среди новых реалистов есть писатели бодрые, жизнеутверждающие, как, например, Сергей Шаргунов. - Наталья Алексеевна поморщилась, она не любила Шаргунова. - Но нельзя сказать, что он не пишет про темные стороны жизни. Есть Илья Кочергин, москвич, который жил на Алтае несколько лет. Его тема - неприкаянность нынешних тридцатилетних, неустроенность их в новых реалиях. Есть эпатажная Ирина Денежкина, которая честно и беспощадно пишет о молодежи. - В голосе Натальи Алексеевны послышалось уже явное неудовольствие, Денежкину она не считала за писательницу, но Роман Валерьевич упорно продолжал. - Кстати сказать, ее чуть ли не на все европейские языки перевели... Еще есть Аркадий Бабченко, воевавший в Чечне. - Женщины набросились на свои блокнотики и тетрадки, а Наталья Алексеевна шепотом сообщила ему:
- Я им Аркашу приводила. Очень хорошая была встреча.
Читать дальше