Джозеф Хеллер - Вообрази себе картину

Правда, Платон, как ясно дает понять Платон, при кончине Сократа не присутствовал.

Платон вообще не присутствует ни в одном из его диалогов.

Он появляется в них один-единственный раз, да и то для того, чтобы объяснить свое отсутствие: в день смерти Сократа, говорит Платон, он, больной, лежал у себя в доме.

Сократ же не оставил ни единого написанного им слова. Не напиши о нем Платон, мы ничего бы толком о Сократе не знали. Не напиши он о Сократе, мы бы и о Платоне знали немногое.

Впрочем, Платон, как говорит у него Сократ, входил в число его судей, и, вероятно, Сократ говорит в данном случае правду.

В число этих судей входил и Асклепий, честно признавшийся во время допроса, происшедшего на предварительном слушании — перед тем как Асклепию предъявили обвинение, — что опустил свой камушек за Сократа, хоть он и понимал, что такая честность доброй службы ему не сослужит.

Анит, громогласный глашатай стабильности, он же инициатор обоих обвинений и немаловажная, как и Асклепий, фигура в афинской кожевенной торговле, заявил, что никак не возьмет в толк, по какой причине честный афинский предприниматель мог бы не пожелать Сократу смерти.

— Стало быть, ты либо нечестен, либо врешь.

Судьи не поверили Асклепию, когда тот сказал, что это слишком сложно для его разумения.

Судьи подозревали его в том, что он пытается возбудить их подозрения.

С чего бы он стал говорить правду, если он и впрямь говорит правду, когда говорит, будто говорит правду?

С чего бы это человек, которому нечего скрывать, вдруг отказался солгать?

Он-де не понимает, какой, собственно, вред причинил Сократ кому бы то ни было.

Да речь вовсе и не об этом, раздраженно оборвал его Анит. Речь о том, что он, Асклепий, отдал свой голос за спасение человека, обвиненного в преступлениях.

Асклепий проникся уваженьем к Сократу за его военные заслуги при осаде Потидеи, при поражении под Делием и в особенности при попытках отнять Амфиполис у спартанского генерала Брасида, когда Сократ, уже сорокашестилетний, вновь отправился биться за свой город. Асклепий не понимал, какую пользу могли принести суд и казнь, совершенные над человеком, дожившим до Сократовых лет.

— Что же, господа, если бы вы немного подождали, — вспоминал Аристотель речь, произнесенную у Платона Сократом, которого суд только что приговорил к смерти от цикуты, — тогда бы это случилось для вас само собою. Подумайте о моих годах, как много уже прожито жизни и как близко смерть.

Ему было семьдесят лет.

Когда умерла Саския, Титусу было девять месяцев, и Рембрандту понадобилась женщина, которая жила бы под его крышей, ухаживая за младенцем и помогая по дому.

Мы не знаем, как скоро после поступления к нему на службу Гертджи Диркс, вдова трубача, стала спать с ним или как скоро она надела драгоценности Саскии, которые отдал ей Рембрандт. Уверяют, что они принадлежали Титусу.

Или сколько времени понадобилось родичам Саскии, чтобы заметить это и рассердиться.

Среди упомянутых родичей был и художественный агент Рембрандта, Хендрик ван Эйленбюрх, в чьем доме на Бреетстраат Рембрандт некогда жил.

Зато мы знаем, в каком году Гертджи подала на него в суд за нарушение обещания жениться — это случилось после найма им новой служанки, Хенридкье Стоффелс, заменившей Гертджи в сердце Рембрандта, — и в каком году Рембрандт, вступив в тайный сговор с ее братом, добился, чтобы Гертджи упрятали в исправительное заведение, надо полагать, по причине ее аморальности и умственного расстройства, вызванного тем, что процесс против Рембрандта она проиграла.

Суд обязал Рембрандта ежегодно выплачивать на ее содержание двести гульденов.

Отчаянные попытки частным образом договориться с нею до суда провалились: Рембрандт согласился поддерживать ее и выкупить драгоценности, которые она успела заложить, при условии, что она не заложит их заново и не изменит своего завещания, по которому все эти драгоценности должны были достаться Титусу. Возможно, этого хватило для умиротворения родичей Саскии.

Она заложила их заново.

После «Ночного дозора» прошло шестнадцать лет, прежде чем Рембрандту вновь заказали групповой портрет, — это способно сказать нам нечто о враждебном приеме, встреченном первой работой, но не многое о затруднениях, испытываемых им в Голландии.

У нас не имеется сведений о том, что после женитьбы Рембрандт хотя бы раз выехал за пределы Голландии.