Ирен Немировски: Давид Гольдер

Гольдер взглянул на говорившего. Маленький, согбенный, скверно одетый старичок дрожал на ветру от холода и все время покашливал. Никто не снизошел до разговора с несчастным, и он продолжал жаловаться на жизнь, нудно бубня себе что-то под нос. Собеседник «пострадавшего» рассмеялся.

— Лучше предъяви иск хозяйке «веселого дома» с улицы Шабане, туда утекли твои денежки.

Молодые люди за спиной Гольдера шепотом обсуждали обстоятельства смерти Маркуса.

— И все-таки странно… Знаете, перед смертью он был с девочками… с маленькими девочками, понимаете? Лет тринадцати-четырнадцати…

— Да, но…

Говоривший понизил голос:

— Никто не знал об этих его пристрастиях…

— Думаете, он решил перед смертью удовлетворить тайную страсть?

— Скорей уж хотел скрыть свои намерения…

— Почему он покончил с собой?

Гольдер машинально шагнул вперед, потом остановился, взглянул на омытые ливнем надгробия с венками и пробормотал себе под нос нечто нечленораздельное. Его сосед обернулся:

— Вы что-то сказали, Гольдер?

— Какая мерзость, не так ли? — Лицо Гольдера выражало страдание и гнев.

— Да уж, хоронить в Париже в дождь — сомнительное удовольствие. Увы, все мы там будем. Старина Маркус еще сыграет с нами последнюю шутку — мы простудимся на его похоронах. Он наверняка наслаждается, глядя, как мы месим кладбищенскую грязь… Маркус не был слишком чувствительным, так ведь? Как вам вчерашние разговоры?

— О чем вы?

— По слухам, компания «Алеман» хочет оказать помощь Месопотамской нефтяной компании. Слышали что-нибудь? Вас это должно заинтересовать…

Собеседник Гольдера замолчал, с облегчением кивнув на заколыхавшиеся зонты. «Слава Богу! Кончено… Наконец-то… пора домой…» Люди суетились, бесцеремонно расталкивали друг друга — всем хотелось побыстрее убраться с кладбища, кое-кто даже прыгал через могилы. Гольдер спешил к выходу, придерживая зонт обеими руками. Гроза бушевала над могилами, в бессильной ярости гнула к земле деревья.

«Какими довольными они выглядят, все без исключения, — внезапно подумал Гольдер. — Одним меньше, одним врагом стало меньше… Воображаю, как они обрадуются, когда настанет мой день».

Им пришлось остановиться на центральной аллее, чтобы пропустить шедшую навстречу процессию. Гольдера догнал секретарь Маркуса Браун.

— У меня есть бумаги насчет русских и «Амрума», они могут вас заинтересовать, — зашептал он. — Похоже, в этом деле каждый обворовывал каждого… Некрасивая история, мсье Гольдер.

— Не слишком красивая, молодой человек. — Гольдер не скрывал иронии. — Хорошо, принесите мне документы к шестичасовому поезду на Биарриц.

— Вы уезжаете?

Гольдер достал сигарету и тут же смял ее в пальцах.

— Черт побери, нам что, придется стоять тут всю ночь? — Кавалькада черных машин медленно и неумолимо продвигалась по аллее, перегораживая им путь. — Да, уезжаю.

— Погоду обещают чудесную. Как поживает мадемуазель Джойс? Наверное, стала еще красивее? Хорошо, что вам удастся отдохнуть. Вы выглядите усталым и нервным.

— Нервным? Глупости! — Гольдер вышел из себя. — Что за глупости! Кто точно был нервным, так это Маркус… Нервным, как баба… Сами видите, к чему это его привело…

Он раздвинул плечом служащих похоронного бюро в промокших цилиндрах, рассек надвое траурную процессию и побежал к выходу.

Только сев в машину, Гольдер вспомнил, что не выразил соболезнований вдове. «К черту вдову!» Он попытался прикурить, но сигарета размокла под дождем, и он раздраженно выплюнул ее в открытое окно. Когда автомобиль тронулся, Гольдер отодвинулся в угол и закрыл глаза.

Гольдер быстро поужинал, выпил любимого густого бургундского и вышел покурить в коридор. Проходившая мимо женщина слегка коснулась его плечом и улыбнулась. Дешевая шлюшка из Биаррица… Он равнодушно отвернулся и вошел в свое купе.

«Сегодня ночью я буду хорошо спать», — подумал он, внезапно почувствовав себя разбитым. Болели распухшие ноги. Он отодвинул шторку и рассеянно взглянул на потеки дождя на черных стеклах. Капли летели вниз, догоняя одна другую, и дрожали на ветру, как слезы стихии… Он разделся, лег, тяжело уткнувшись лицом в подушку. Никогда еще он так не уставал. Гольдер с трудом вытянул тяжелые одеревеневшие руки… Полка была слишком узкой… «Уже, чем обычно? — рассеянно подумал он и мысленно обругал своих помощников. — Идиоты, даже купе правильно выбрать не умеют…» Колеса поезда издавали душераздирающий скрежет. Было удушающе жарко. Гольдер несколько раз перевернул подушку, раздраженно подоткнул ее кулаком под голову. Ну что за жара… Он попробовал опустить стекло, но ветер в момент смахнул со стола на пол бумаги и газеты. Гольдер выругался, закрыл окно, задернул шторку и погасил свет. В воздухе витал тяжелый, душный, тошнотворный запах угольной пыли, смешанный с ароматом одеколона. Гольдер непроизвольно начал дышать глубже, как будто хотел протолкнуть в легкие этот густой воздух, который они отторгали: так глотают горькое лекарство, которое больной желудок отказывается принимать… Он закашлялся… Как все это утомляет… Хуже всего, что он не может заснуть…