Ирен Немировски - Давид Гольдер

Гольдер беззвучно рассмеялся.

— Зачем? Все очень хорошо, даже замечательно!.. Фишль!.. У него есть деньги — когда он не в тюрьме, станешь обманывать мужа с малышом… как там зовут твоего жиголо… и будешь очень счастлива, сама увидишь!.. Тебе конец, маленькая потаскушка, это написано у тебя на лице… Когда-то я не о том мечтал для моей Джойс…

Лицо Гольдера стало совсем белым.

«Боже, да что мне за дело? Что за дело? — с тоской думал он. — Пусть спит, с кем хочет, и отправляется, куда хочет…»

Но его сердце гордеца, как и прежде, кровоточило от унижения.

Моя дочь… Для всех ты, несмотря ни на что, дочь Гольдера… ты и Фишль!

— Если бы ты знал, как я несчастна…

— Ты слишком многого хочешь, дочка… Денег, любви… Придется выбирать… Но ты уже выбрала, я прав? — На лице Гольдера отразилось страдание. — Никто тебя не заставляет, так ведь? Чего же ты хнычешь? Сама захотела.

— Все это из-за тебя, ты один виноват!.. Деньги, деньги… ну не могу я жить иначе, чего ты от меня хочешь? Я пыталась, клянусь тебе, пыталась… Видел бы ты меня зимой… помнишь, какой стоял холод?.. никогда такого не было… А я ходила в коротеньком осеннем пальтишке… помнишь, такое серенькое… последняя вещь, которую я заказала перед твоим отъездом… О, я была хороша… Но такая жизнь не для меня! Я не виновата! Я просто не могу, не могу!.. Долги, неприятности, заморочки… В конце концов придется уступить… Не этому, так другому… Но Алек, Алек!.. Ты сказал: «Будешь изменять Фишлю»! Конечно, буду! Но не думай, что старик станет закрывать глаза!.. Ты его не знаешь! Он ревниво стережет то, за что заплатил! Старик, грязный старикашка! Лучше мне умереть, я так несчастна, так одинока, мне плохо, помоги, папочка, ты — моя последняя надежда! — Она схватила Гольдера за руки. — Отвечай, поговори со мной, скажи хоть слово!.. Или я убью себя, как только выйду отсюда. Помнишь Маркуса?.. Говорят, он покончил с собой из-за тебя… Пусть и моя смерть будет на твоей совести, слышишь, что я говорю? — Джойс выкрикнула последние слова по-детски тоненьким, дрожащим голоском, неуместным в этой пустой квартире, среди голых стен.

Гольдер стиснул зубы.

— Хочешь меня напугать, да? Я не идиот! Да и денег у меня больше нет. Уходи. Ты мне никто. Сама знаешь… Всегда знала… Ты не моя дочь… Твой отец — Ойос… Так отправляйся к нему… Пусть защищает тебя, оберегает, работает ради тебя… Теперь его очередь… Я довольно постарался, меня твои дела больше не касаются, знать ничего не хочу, уходи, убирайся!..

— Ойос? Ты… ты уверен? Ах, папа, если бы ты знал! Мы с Алеком видимся у Ойоса… при нем мы… — Она закрыла лицо ладонями, но Гольдер видел ее слезы. — Папа! — с отчаянием повторила она. — У меня есть только ты, ты один в целом мире! И мне все равно, что ты мне не родной. Помоги, умоляю… Я хочу быть счастливой, я ведь так молода, хочу жить, хочу, хочу счастья!..

— Не ты одна, бедная моя девочка… Оставь меня, уходи… — Он махнул рукой, собираясь то ли оттолкнуть, то ли притянуть Джойс к себе. Неожиданно по его телу пробежала дрожь, пальцы потянулись к стриженому золотоволосому затылку… Он должен в последний раз прикоснуться к этой… чужой девочке… ощутить ладонью слабое торопливое биение жизни… а потом…

У Гольдера сжалось сердце:

— Ах, Джойс! Ну зачем ты меня потревожила, доченька?!

— А куда еще мне было идти?! — нервно ломая пальцы, воскликнула девушка. — Если бы ты захотел, если бы ты только захотел!..

Гольдер пожал плечами:

— Что тебе нужно? Надеешься, что я навсегда подарю тебе Алека с деньгами и драгоценностями в придачу, как когда-то дарил игрушки?.. Понимаю. Увы, не могу. Слишком дорого. Мать сказала тебе, что у меня все еще есть деньги?

— Да.

— Сама видишь, как я живу. На то, что у меня осталось, я дотяну до конца своих дней. Тебе этих денег хватит на год.

— Но почему? — со слезами в голосе воскликнула Джойс. — Займись, как раньше, делами, делай деньги… Это ведь так легко…

— Неужели?

Он снова с опасливой нежностью прикоснулся к изящной золотой головке. «Бедная малышка Джойс…»

«Забавно, — с горечью думал он. — Я прекрасно знаю, каким будет финал… Через два месяца она ляжет в постель со своим Алеком… или с кем-нибудь другим… и все закончится… Но Фишль!.. Будь это любой другой, все равно кто!.. Но Фишль… — Гольдер едва не захлебнулся ненавистью. — Потом этот мерзавец скажет… „дочь Гольдера, которую я взял голой и б о сой!..“»

Он резко наклонился, стиснул лицо Джойс ладонями и силой заставил ее подняться. Его старые кривые ногти с жаркой страстью впивались в нежную плоть.