Сергей Костырко - Перевод с корейского. Рассказ

О чести?..

Он смотрел по ночам в черное небо, что-то говорившее ему мерцанием звезд, и — не понимал. Он напрягался, слушая шелест деревьев, но ничего, кроме горяченного бредового лопотания листьев, различить не мог. Он был слеп и глух. Ничтожен разумом был рядом с самым, казалось бы, простым — водой, цветком, ветром, стрекозой.

И значит, чтобы мир впустил его в себя на равных, чтобы ему быть, он должен научиться не быть.

…Взгляд господина, которым следил он за высыхающей тушью на иероглифах написанного им только что трехстишия, был взглядом почти прощальным.

Поезд наш тронулся на рассвете — я открыл на минуту глаза — белый холодный свет стоял в купе. За окном, совсем рядом со мной лежал снег с торчащими из него темно-зелеными иглами стланика, а отдаленные ели, как будто выпрямившись, удерживали на приспущенных лапах опрятные, уже облизанные ветром маленькие сугробы.

На конечную станцию — а для меня по-прежнему промежуточную — мы прибыли только после обеда.

Темное набухшее небо лежало на сопках. Снег, если он и шел здесь, давно растаял. Время от времени — морось и ветер.

Сумку свою я пристроил в кладовку кассира и, оставив себе только блокнот и фотоаппарат, двинулся в поселок.

Снимать было нечего. Единственное яркое пятно — оранжевый фон плаката на станции: «Нам — пять лет! Все на праздник! Фестиваль ЛУЧШИЕ ГИТАРЫ БАМа!»

Под ногами мокрые доски тротуара, сверху драная обмотка трубопроводов, поднятых на столбы. Справа и слева — бревенчатые двухэтажки и щитовые общежития.

Запах свежеструганного дерева и намокающей кепки.

Ну а я вроде как спешу на праздник. Я слышу его шелест из репродукторов — хрипловатый, почти сливающийся с шумом ветра рев хора, раздумчиво выводящего «Комсомольцы-добровольцы…».

Я дохожу до похожей на вытянутую площадь центральной улицы поселка. В конце нее, у подножия сопки, — монументальное деревянное строение с просторным крыльцом-трибуной и двумя вывесками: «ДК Строитель», «Кафе-столовая ПАРУС».

Ну а посредине безлюдной практически улицы арка с надписью «Праздничная ярмарка». Два ряда прилавков под навесами. Половина прилавков — если не больше — пусты.

Праздник закончился. На крыльце-сцене ДК двигают черные тумбы усилителей и сматывают провода. Громкоговоритель скандирует голосом Софии Ротару:

Мне нужна здесь только столовая — позавтракать/пообедать перед вечерним поездом. Но сначала я захожу на ярмарку. Типа я в командировке — надо собирать впечатления.

«Продают школьные тетради, пеналы, линейки (похоже, спрос на все это здесь ничтожный), стиральный порошок, пирожки, воду „Буратино“ и „Байкал“, грампластинки (они, кстати, хорошие: чешский саксофонист, венгерский ВИА, альбом последнего конкурса в Юрмале — купил бы, но у меня впереди еще три недели — на перекладных)».

«Гора картонных коробок из-под апельсинов — представляю, какая здесь стояла очередь».

«К прилавку, у которого я тормознул, шествует пара: русоволосая кустодиевская деваха в искусственной с серебристым отливом шубке. Шубка чуть тесновата ей. Так же как и высокие сапоги на ее могучих икрах, зато высоченные каблуки этих — импортных, разумеется, как и шубка, — сапог делают ее шаг по-женски протяжным и чутким. Рядом с ней — высокий, стройный, гибкий парень: маленькая кепочка, усы подковой, оранжевая, в белую полоску, рубаха с отложным воротником виднеется под расстегнутой стильной светло-коричневой курткой — его хоть сейчас снимай на конверт для грампластинок, которые я недавно рассматривал, только снимать надо так, чтобы в кадр не попал грязноватый бинт на руке, из-под которого торчат темные припухшие пальцы.

Парень поймал мой взгляд, и я кивнул ему:

– Бандитская пуля?

– Д-д-да нет, — улыбается он. — Эт-т-то… это я на буровой… с-с-дуру…

– Ага, руку вместо бура употребил, — хохотнула его жена. — Спасибо — руку, а не что другое! — И поворачивается к прилавку: — Ну и что, Тань, у нас новенького?

– Мыло и косметика из Японии.

– А подробнее?

– А подробней на упаковке. Или ты по-японски разучилась?

– Я?! Сакура — куросава — харакари — мицубиси — банзай… Еще?»

«Худая бурятка в сером платочке и темной мешковатой рабочей куртке, аккуратно, как сапер брикетики тола, укладывает в хозяйственную сумку брусочки хозяйственного мыла».