Владимир Бутенко - Девочка на джипе

— Заходите! Жарища неподобная… Мишенька! Гость к нам, — звала, вытирая руки о фартук, миловидная хозяйка. — Заодно и пообедаем!

— Только от стола, — улыбнулся Андрей Петрович, становясь в тень развесистой груши. — Я на минутку.

По деревянным ступенькам спустился не ухарь с богатырским развалом плеч, а по-мальчишески сухопарый грустноглазый старичок. Он признал гостя тотчас, приветливо бросил:

— С приездом, Андрей! Что привело?

— Хочу узнать, где Марина, бывшая жена.

— Да как похоронила мужа, уехала к дочке, — отозвалась Тамара и подступила ближе. — Сергей, даром что шофер, а на все руки был мастер. На гармонье играл. Во всем Сергеевне уступал…

— Я знаю…

— От давления помер. А Наташка забрала мать в Ростов. Ох, и натурная она у вас! — с затаенным восхищением сказала Тамара. — Смалочку своевольничала, а повзрослела — и подавно! Некому было приструнить.

А дорогу в жизни сама себе пробила! Была этой, как его… «челночницей». Потом замуж вышла за «крутого», его посадили, а в тюряге порешили… Наталья дела приняла, продолжила. Плакала Сергеевна, жаловалась. Отговаривала Наташку, да куда там! Та-акая отчаянная, что и на тигра кинется, если ее тронет. Неподобная! Теперь депутатом от нашего района. Миллионерша! Частным банком заправляет и по сельскому хозяйству. По телевизору на днях выступала.

— А Марина?

— Внучку воспитывала. Умненькая девочка, здесь она и училась, пока мать не забрала. До самого отъезда Сергеевна работала. Днями в классах, а ночами — за тетрадками. Цветы, как на выставку, разводила. Майорки и дубки от нее завела. И розы перенесла, когда чеченцы курень рушили… Отзывчивая была. Ветеранов опекала. А какая рукодельница! Красками картины рисовала… Не раз вспоминала о вас… Адресок ее у меня записан. Правда, в этом году открыток от нее почему-то не было. Сейчас я напишу вам…

Несмотря на все отговорки, Самусенко усадили бывшего коллегу за стол, раскололи спелый арбуз. Как выяснилось, и физик уже второй год не преподавал.

— ЕГЭ — диверсия, — горячился Михаил, рубя по воздуху ладонью. — Нам навязали на погибель эту бабу-ягу компьютерную! Кажется, элементарно просто: заучи и дай ответ. А на самом деле школьников превратили в придаток машины. Оценка зависит не от мыслительных способностей, а от зубрежки. Этот экзамен-представление практически не контролируем. Взятки из институтов переместились в районо. Об этом знают все! Стопроцентные баллы — в горных аулах…

— В нашем крае учатся тысячи студентов из республик. Не знаю, что будет дальше. Весной, в Страстную пятницу, юные джигиты устроили свои ритуальные пляски возле Казанского собора…

— Спишем на молодость. И будем надеяться на… толерантность, — печально произнес Михаил и спохватился. — Погоди, кое-что прочту!

И принес из дома исписанный лист. Водрузил на переносицу массивные очки.

— Недаром предупреждал Макс Вебер. «О своем учителе американский юноша имеет вполне определенное представление: за деньги моего отца он продает мне свои знания и методические принципы, точно так же, как торговка овощами продает моей матери капусту». Узнаешь концепцию господина Фурсенко? У нас искореняется само понятие «учитель», утвердившееся еще при Ушинском.

— Его «переформатируют» в торговца знаниями, — подтвердил Андрей Петрович. — Бедный русский язык…

— А нравственная миссия? Избиения учителей старшеклассниками… Слава богу, мы не доработали до такого позора… Школа начинается с дисциплины, которую отвергли в угоду богатым маменькам и папенькам.

Беседа, захватившая Андрея Петровича, прервалась некстати: Михаила вызвал сосед помочь перенести мебель. Старые приятели обнялись. А хозяйка, завернув в бумагу пирожков с картошкой, сунула их в руки гостя и проводила до машины.

— Сдал Миша за лето. И курит, как паровоз, — жаловалась Тамара. — Спасибо, что заехали. Хоть отвлекли… Будете писать Сергеевне, привет передайте. Считай, всю жизнь соседствовали. А ведь мне она как-то намекнула, что забыть вас не может…

День сонливо цепенел в полуденном зное, и в салон автомобиля, учуяв аромат айвы, влетела настырная оса. И флейтовую свою песнь рядом, в кроне белоствольного осокоря, терпеливо допевала иволга…

Андрей Петрович простился и медленно поехал к выезду из городка. Смотрел, смотрел на дорогу, а видел перед собой милое лицо, припоминал самый звук её речи. Годы существовала Марина в его воображении — стройная, с гривкой волос, достающей до лопаток, с чувственным изломом губ.