Подари ты мне и солнце, и луну,
Люби меня одну!
– Не надо ожесточаться и замыкаться от коллектива. – Дама крепко пожала Толину руку. Шуба ее чуть приоткрылась, и оттуда, из глубины пахнуло крепчайшими сладкими духами, большой теплой грудью.
Фон Штейнбок слегка вздрогнул от неожиданного острого желания. Это не прошло незамеченным. Дама еле заметно усмехнулась.
– Все будет хорошо, – с теплотой совсем уже необыкновенной произнесла она. – Я провентилировала, навела справки… Мой супруг…
Супруг оказался легок на помине. Толя не успел дослушать обнадеживающей фразы. К дому подкатила черная «эмка» со шторками, точно такая же, как та, «позорная». Быть может – та же? Из «эмки» быстро вышли и перепрыгнули через сугроб три крепкотелых офицера, нагруженные бутылками коньяка и шампанского. Первый, с полковничьими погонами, весело крикнул:
– Полина, как у нас дела на фронте закуски? Батарея прибыла!
Офицеры увлекли Полину Игнатьевну к подъезду с хохотом, с громкими криками и с некоторым даже комизмом, как бы разыгрывая из себя пажей. В дверях немного замешкались, Полина Игнатьевна обернулась, и Толя услышал, как она сказала мужу:
– Бедный мальчик…
Офицеры, все трое, посмотрели на Толю, а один из них склонился к ушку Полины Игнатьевны, поблескивая зубами и белками глаз. Это был Чепцов. Толя сразу понял, о чем тот сейчас рассказывает блистательной даме. Догадка подтвердилась.
– Да ну вас, Чепцов! – Дама махнула перчаткой. – Идите уж, идите!
Офицеры вжались в дверь, а она сделала Толе прощальный жест той же перчаткой и не без еле уловимого кокетства.
– Обязательно придите ко мне в школу. Завтра. Обязательно. Я вас жду.
Дверь закрылась.
– Падла эмгэбэшная, – прошептал Толя и затрясся от злобы.
Высший свет! Дворянские манеры! Толкователь трудов товарища Сталина! А он-то расчувствовался, раскис, почувствовал вдруг тепло, какие перспективочки раскрылись перед ним: плюшевые занавесочки, кремовые ночнички… Не нужно мне вашего сочувствия, вы, гулии, чепцовы, лыгеры! Я волк, волчонок. Яблоко действительно от яблони недалеко падает, и сын за отца – ответчик!
Лыгеры… Да-да, он вспомнил: она – полковничиха Лыгер, о ней как-то с уважением говорил Филипп Егорович. Да, он о всех своих пациентах говорит с уважением, как будто болезни и жалобы уже дают право на уважение. На что же жалуется эта кобыла?
А может быть, действительно, болезнь дает право на уважение? Может быть, так и следует поступать верующему, христианину – всех прощать, никому не мстить? Хорошо, пусть так, однако имеет ли право христианин на презрение?
Что есть презрение? Высокое ли это чувство? Духовное или биологическое? Презирал ли Иисус своих палачей? Неужели он и к ним испытывал только любовь? «Не ведают, что творят». Постичь до конца Иисуса нам не дано, но ведь, с точки зрения нашей обычной логики презирать – это не значит мстить? В презрении нет насилия?
Неожиданно, как это часто бывает в Магадане, повалил снег, да такой густой, что скрылись из глаз все огни. Толя шел теперь, бодая головой снегопад. Он не особенно и заметил-то перемену погоды – мститель Ринго Кид и всепрощающий Христос занимали его ум.
После того как Мартин прочел ему Евангелие от Матфея, Толя часто представлял себе сцену казни Христа. Вот пробивают Ему ладонь огромным ржавым гвоздем, и вот ладонь уже не оторвать от перекладины. Вот пробивают Ему вторую ладонь – как легко гвоздь проходит сквозь человеческое тело! – и теперь Он уже никогда не сможет сам оторваться от этого странного сооружения. На всякий случай Ему привязывают к столбу ноги – так вернее! Полная беспомощность, полная власть палачей! Кто изобрел казнь на кресте? В чью голову впервые пришла такая идея? Не зверь ведь изобрел! Зверь только убивает врага, но никогда над ним не глумится. Страсть к глумлению над жертвой – качество человечье! Однако есть и другие чисто человеческие качества – сострадание, например. Глумление и сострадание – и то, и другое присуще человеку, не зверю…
Солнце над головой. Мухи облепили раны. Никогда не оторваться от столба. Голгофа – потрескавшийся от солнца глиняный холм. Где-то недалеко городская свалка. Его рисуют с тряпкой на чреслах, но, скорее всего, тряпки не было, и стража глумилась над Его наготой. «Не ведают, что творят…» И только? И даже не было презрения? Презрение – человеческое качество? Крест – грубый контур Летящего… Что за странное существо – человек?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу