Ольга Литаврина - Синдром мотылька (сборник)

Идея мне понравилась, а ее воплощение – не очень. Руководящие лица просто «заболтали» вдохновенную кучку молодых педагогов, нагородили будущей школе бумажных препон, надышались морским воздухом, наелись и нагулялись за счет принимающей стороны – и с чувством исполненного долга улетели (опять же за счет новаторов) к своим «руководящим кабинетам».

А для меня, хоть мне и понравились молодые энтузиасты и захотелось даже помочь им, – для меня все это прошло как шоу на берегу моего вязкого болота. Запомнились только костер в заповеднике, где мы напоследок жарили шашлыки, и совсем особенный, чистый, какой-то прозрачно-невесомый предвечерний воздух над лесной поляной – светлое дыхание природы, далекой от мелочных и душных людских счетов…

А по возвращении в Москву как раз закончился срок моей кодировки. Вечером того же дня наша слаженная тайная компания с надеждой собралась в моем кабинете – и я не выдержал. Слегка пригубил первую обжигающую рюмочку – и снова жизнь расцвела сказочными красками.

И даже больше: оставшись на ночь в лицее, я с удивлением нашел в себе интерес к давно привычной лицейской медсестре Галине – той самой. И уж не мог удержаться от маленькой проверочки…

Вот это-то и стало, собственно, «началом конца». Неделю, числясь все еще в командировке, я беспробудно пьянствовал в лицее, а медсестра каждый вечер прозванивала домашний телефон на предмет возвращения мужа с деревенских заготовительных работ. В нас обоих, взамен отсутствующей любви, проснулся такой темперамент, что оторваться друг от друга нам самим казалось немыслимо.

И, разумеется, через неделю телефон принялась обрывать встревоженная Алька, а в ту же ночь к нам нагрянул нежданный Галинин муж.

Помню совершенно безобразную сцену, с криками нашей охраны, бешеным стуком и выстрелами в дверь кабинета, помню посеревшее лицо Галины, ее трясущиеся синие губы – и как она неуклюже пряталась за диваном, плача и размазывая тушь по лицу…

Помню, как меня захлестнула пьяная жалость, как я кинулся защитить ее – а муж, тоже пьяный, мокрый и жалкий, вырвался из рук охранника и снова выстрелил из чего-то, страшно короткого, похожего на обрез охотничьего ружья…

Как оказалась там моя Алька и кто вызвал мне «Скорую», я не помню до сих пор.

Зато я отлично запомнил первую ночь в благословенном госпитале Бурденко – ночь, завершившую этот мучительный день, и сладчайший спасительный сон после одного-единственного «укольчика» промедола…

Как оказалось, ногу мне никто не прострелил – она просто сломалась под тяжестью навалившегося сверху со всей силы такого же пьяного, как и я, мужа медсестры Галчонка. И, собственно, сами мои отношения с Галчонком, к неописуемой радости того же мужа, на этом как отрезало. Ибо с того памятного дня мучившая меня холодноватая брезгливость полностью «ожила», и я (через сотрудников) настоятельно попросил Галчонка обойтись без трогательных посещений. Якобы в целях семейной безопасности. А на самом деле – от чувства дурноты, что накатывало на меня волной при мысли о ее трясущихся синих губах, почему-то черно-синих потеках слез и туши на лице…

Моя лиса-Алиса могла торжествовать победу, хотя… Хотя и к семейному берегу я пока не прибился. Я полностью погрузился в нирвану вольной и расслабленной, безобязательной больничной жизни…

Всю первую неделю в качестве обезболивающего мне полагалось два укола промедола за ночь. Никогда не забуду снов, которые я тогда видел! Особенно один – тот самый. Памяти М. Дж…

Я будто снова вынырнул со дна в свою настоящую звездную жизнь. На этот раз время во сне стояло осеннее, вечер пришел ранний и сумеречный. Петь, мне кажется, предстояло в столице – Вашингтоне? – и не для широкой публики, фанатствующей вокруг стадиона, как обычно, а для важных иностранных гостей моей, как ни крути, родной державы. Важные гости из России ждали меня этим вечером в посольстве. Сначала меня не оставляло легкое любопытство – никогда не видел, как фанатеют эти дикие русские! Собственно, из всех значимых стран одна Россия еще осталась для меня загадкой. И хотя свою власть над человеческими душами я испытал многократно, мне на короткое время захотелось выложиться перед русскими медведями по полной! Я даже не счел за труд приехать немного раньше.

И сейчас сидел в специально отведенной гримерке, не торопясь вызывать гримера и внимательно разглядывая в бесстрастном зеркале свое лицо…