Юлия Кокошко: Крикун кондуктор, не тише разносчик и гриф…

– А на меня налегают – еще с рассвета! Ворвутся с их последними известиями, без которых я – морось и слизь, и уж не бросят – битый день метут от языка к языку! – обрушила на Внешкора свое соучастие вторая Клок. – С голубеющего крутояра спускается – болтун ночи, этот, чтоб дотянуть до моего пробуждения, взбадривался чем мог – и едва волочит события, не смущаясь запинаться в растянутых словах и оскальзываться – на ударениях! И пока шмонают планету на очередную рапортичку, уже утренний таратор в недоразвеявшейся бесконтрольности путает исторические даты, перебрасывает полководцев с триумфальных побед – на сухой разгром, безупречных рыцарей – на мародерство, припечатывает знаменитые философские сочинения – комедиографам, а прожигателей минувшего мира выталкивает – на нашу временную рокаду и уверен: кто дирижирует музыкой – тот ее и родил. Протаскивая это – мне, бывшей замужем за первой скрипкой, а не за кем попало!

– Вы бесповоротно не правы, миледи! – вновь ввернулся асимметричный Максимилиан, и угол его рта оседал, а другой взмывал и кренил усмешку к утоплению. – Благородный эфироносец раздает сущностям – свежие имена и нехоженые дороги, иногда непролазные, прикрепляет к ним новые действия и противодействия!

Зато несравненная в поддержавших, живейшая Прима, азартно впечатывала ладонь – в плечо асимметричного непрошедшего, в эту почти твердыню или насыпь при ораторской кафедре и трибуне, и восклицала:

– На том стоим! Не тащимся замуж за мелкашку рояль! – и вкрадчиво предлагала: – Кому же, как не вдове таковского реквизита, передушить молодых невежд – их собственным срамом! Их самой срамной струной. Не ленитесь, черкните в какой-нибудь комитет!

Ваш Прямодушный должен признаться, что, даже уловляя определенную непочтительность Прима-сочувствующей – к куда более второй, хоть и нагребшей на мину – вдвое гуще изолиний и бергштрихов, переложенных – нарезкой полыни, и бровастых тильд – в дубле, и прочих маркеров и клякс с кой-каких мираклей, он бы с приятностью примкнул к несравненной – и к этому ее слову, и к любому ее звену, но ни секундой не вверился – напыщенному сожительству конфузницы со снарядом “Первая скрипка” и спихивает двуединого, явленного разрушенной плотью и зарешеченной скворечней, в фантомы, похоже, привычные – второй поддержанке Клок, в надувательство, хотя кто препятствует – быть первой скрипкой в драпающих с поля боя, и той же – в кандидатах на растопку широкозевой пещи…

– Дикарь, перенявший третью вахту, с любой новости непременно свернет на усладу толпы – футбол, чтоб пилить его долго и сладострастно, – ровным голосом продолжила конфуженная Клок. – Прервут – лишь бисы президента, чеканящего свои изречения от вечера и от утра – каждый час наново. За ним подожмется премьер-министр и тоже строго перецитирует себя, а после – голубь мира, министр иностранщины, и его голубицы с актерским произношением заклеймят двойные стандарты Америки… Седьмой язык, силясь молвить, пройдется по всей гамме: э-ээ… м-мм… а-а… и-и… но соединения звуков не по подобию, а по смыслу от него уворачиваются. У десятого стабильно урчит живот, слышно, как в подстанции булькает, плюхается, всплывает, упихивается… напряженнейшая перистальтика, да облегчит Господь сему праведнику – самоотдачу! Зато пятнадцатый пригласит на доверительные перезвоны со слушающими – надежных управленцев и крепких хозяйственников, трепетные сердца, кто оплачут дезориентированных – тунеядцев, монад, не желающих вкалывать без сна и отдыха, недотумкавших: тем выше счастье, чем выше – производственные показатели! Тут на проводе в самом деле откуда ни выползи – старый трутень… вряд ли – с проверенной записи, скорей – натуральный, ведь не трудится и не прядет, подрастил сладкой жизни – на рубль, а накидывает требования: дай ему – койко-место, чтоб засеять лебяжьим пухом, да не срежет его ветер щелей, и три, а то все четыре стола – как случатся утро и перелом дня, и будут полдник и вечер, и еще разделить столы – с женой, или врет, что – с сестрой, или с безымянной колотовкой, и неделю отпиливать кусочки – внучатому хулигану и накрыть эти киндер-сюрпризы селедочным маслом, перескакивать – из одежды в одежду и уплетать лекарства, которые за сто улиц – дешевле, а к дармовой панацее не хочет тянуться – ногой, но нестись на ракетах – автобусе и трамвае… хорошо, не смекнет, что можно – не только в аптеку, но и – в консерваторию, в оперу, на вернисаж… и вот-вот вывалит на пятнадцатого – полный список. Но ведущий сам не промах – на второй же выкладке бодро гаркает: – И так далее, и так далее, правильно я вас понял?.. И передает микрофон – встречающим Новый год, семейству нестандартной ориентации: вместо елки наряжают в стразы – домашних питомцев, бразильских тараканов – и сетуют, что за контингентом приходится погоняться.