Розамунда Пилчер - Сентябрь

— Все хорошо, хорошо. Это был сон. Ты дома, ты со мной. Все прошло. Ты проснулся.

Сердце его стучало в груди, как молот, он весь покрылся испариной. Она не выпускала его из объятий, и постепенно дыхание его начало выравниваться. Он протянул руку, чтобы взять со столика стакан с водой, но она опередила его, дала ему попить и поставила стакан обратно на столик.

Когда он успокоился, она сказала с легкой усмешкой в голосе:

— Надеюсь, ты их не разбудил. Они могли подумать, что я тебя убиваю.

— Прости меня…

— Все тот сон?

— Да. Всегда один и тот же. Дождь, черные маски, бомба и эта проклятая яма. Почему мне снится то, чего со мной никогда не случалось?

— Не знаю, Арчи…

— Как я хочу, чтобы это прекратилось! — он повернулся к ней, уткнулся в ее мягкое плечо. — Если бы кончились эти кошмары, быть может, я смог бы снова любить тебя.

Прибытие утренней почты в Крой всегда было радостным событием. Том Драйстоун, местный почтальон, покрывал за день на своем ярко-красном фургончике внушительные расстояния. Узкие проселочные дороги взбирались сквозь леса в горные долины к овцеводам, изгибами спускались к одиноким сельскохозяйственным фермам. Молодые хозяйки, развешивая на дворе белье, издали замечали красный фургон и ждали его на холодном ветру. Одинокие старики встречали Тома с надеждой — им он вместе с почтой поставлял лекарства и всегда задерживался поговорить о том, о сем, выпить чайку. Зимой он менял красный фургончик на «лендровер», и только совсем уж неистовый буран мог помешать ему доставить долгожданное письмо из Австралии или новую кофточку, заказанную по «Литлвудскому каталогу», а когда северо-западный ветер рвал телефонные провода, для многих он оставался единственной связующей нитью с внешним миром.

Будь Том угрюмым молчуном, не способным ни поболтать, ни пошутить, его все равно встречали бы с радостью. Но он был веселым парнем, родившимся и выросшим в Туллочарде, а потому ветры и бури его не пугали. И любили его не только за то, что он честно нес свою службу — он к тому же замечательно играл на аккордеоне и был заметной фигурой на всех праздниках и вечеринках. Он сидел на помосте, поставив возле табурета кружку пива, и едва кончался один танец, как его аккордеон уже заводил другой. И в пути он насвистывал свои любимые песенки — музыка сопровождала его повсюду.

Была уже середина августа. Понедельник. Ветреный день, по небу плывут облака. Не очень-то тепло, но хоть нет дождя. Изабел, нацепив на себя большой фартук, сидела у кухонного стола и ощипывала перепелок. Настреляли их в пятницу, и они три дня провисели в кладовке. Стоило подержать их подольше, но Изабел хотелось поскорее покончить с этим муторным делом и заложить ощипанные и выпотрошенные тушки в морозильник до приезда следующей партии американцев.

Кухня в Крое была просторная, викторианская, полная свидетельств того, что хозяйка проводит здесь немало времени. Кухонный буфет полон столовой посуды, на стене пришпилены открытки, адреса, записка-напоминание, чтобы позвонить водопроводчику. Возле большой газовой плиты с духовкой стояли две корзины, в которых спали собаки. С потолка, с крючьев, на которых когда-то подвешивали для копчения окорока, теперь свисали пучки трав. Над плитой помещалась сушилка — рама с натянутыми шнурами, на ней просушивалась влажная после походов по холмам одежда или выглаженное, но еще не совсем просохшее белье. Не очень это было удобное приспособление — когда на завтрак жарилась селедка, наволочки начинали пахнуть рыбой, но вытяжки у Изабел не было, и приходилось мириться со всеми ароматами.

С этой сушилкой была связана давняя история, которая вошла в семейный эпос, и смеялись над ней по сей день. В ту пору еще жива была леди Балмерино, а поварихой в доме служила миссис Харрис. Кулинарка она была отменная, но всякие там глупые правила гигиены ее ничуть не беспокоили. На плите у нее с утра до вечера кипела огромная черная кастрюля, в которую она бросала кости и остатки овощей. Из этих обрезков и остатков у нее получались замечательные супы. Однажды в доме собралась большая охотничья компания. Зарядил дождь, и сушилка над плитой была увешана мокрыми куртками, гольфами, свитерами и шерстяными носками. Суп в ту неделю становился день ото дня все вкуснее и вкуснее. Гости просили добавки. «Как вы его варите, миссис Харрис? — спрашивали гости. — Какой аромат! И как вкусно!» Миссис Харрис только улыбалась с довольным видом и говорила, что секрет приготовления этого супа она унаследовала от своей матушки. Охотничья неделя кончилась, гости разъехались, вложив в сморщенную красную ладонь миссис Харрис солидные чаевые. Кастрюля наконец была опорожнена для чистки, и только тут на дне ее обнаружился свалившийся с сушилки и отнюдь не идеально чистый охотничий носок.