Розамунда Пилчер - Сентябрь

Нет, Вайолет не суеверна. Но неприятности всегда приходят по три. Сначала Лотти, потом телефон. Что третье?

Воображение ее устремилось к предстоящему вечеру. Вот где настоящее минное поле. Впервые действующие лица драмы, назревавшей всю последнюю неделю, соберутся вместе, вокруг обеденного стола в Крое. Эдмунд, Вирджиния, Пандора, Конрад, Алекса и Ноэль. Каждый на свой лад запутался, утратил душевный покой и пустился на поиски какого-то неуловимого счастья, как будто бы его, словно горшок с золотом в сказке, можно откопать у подножия радуги. Вырыли клад, а там ничего, кроме разрушительных эмоций — обид, подозрений, эгоизма, корысти и предательства. И супружеской измены. Одну лишь Алексу не затронула эта грязь. На долю Алексы досталась только боль любви.

Прогоревшее полено развалилось и с шорохом рассыпалось горкой пепла, прервав ее горестные мысли. Вайолет подняла голову, взглянула на часы и с ужасом увидела, как она засиделась. Уже четверть девятого! Она не успевает в Крой к назначенному сроку. В другое время это бы ее ужасно расстроило, она ведь так пунктуальна по натуре, но сегодня, сейчас у нее слишком много на сердце забот, чтобы волноваться еще из-за этого. Минут на пятнадцать опоздает, никто не хватится, а в столовую Изабел пригласит не раньше девяти.

И еще Вайолет вдруг поняла, что ей смертельно не хочется никуда ехать. Не хочется улыбаться, поддерживать разговор, скрывать, что у нее щемит сердце. Лучше бы отсидеться в тихой гавани своего дома, у своего очага. Где-то там, снаружи, затаилась непонятная угроза. Естественная человеческая опаска нашептывала Вайолет, что лучше остаться дома, заложить дверь на засов, сидеть у телефона и ждать.

Но Вайолет не суеверна.

Она взяла себя в руки. Встала из кресла, поставила заслонку перед догорающим огнем и поднялась наверх. Там быстро искупалась и стала наряжаться. Шелковое белье, шелковые черные чулки, заслуженное парадное платье из черного бархата и черные атласные бальные туфли. Поправила прическу, вынула бриллиантовую диадему и не без труда приладила на голове, запрятав резинку под волосами на затылке. Попудрилась, достала кружевной платочек, попрыскалась одеколоном. Наконец, подойдя к трюмо, окинула себя критическим взглядом. Перед ней была крупная, толстая старуха, для которой слово «солидная» было самым лестным эпитетом.

Крупная и толстая. И старая. Она вдруг ощутила глубокую усталость. Усталость выделывает с воображением разные удивительные фокусы: так, вглядываясь в зеркало, Вайолет словно бы различила позади своего отражения смутный образ другой женщины. Не то чтобы красивой, чего нет, того нет и никогда не было, но лицо молодое, гладкое, каштановые волосы, и на всем облике — печать кипучей энергии жизни. Это она, Вайолет, в малиновом бальном платье, ее любимом. И рядом с ней — Джорди. Видение продержалось с минуту, такое правдоподобное, хоть пальцем потрогай. А потом померкло и растаяло, и Вайолет снова осталась одна. Давно уже она не чувствовала себя такой одинокой. Но сейчас некогда стоять перед зеркалом и жалеть себя. Ее, как всегда, ждут, она нужна, требуется ее присутствие, участие. Вайолет решительно отвернулась от зеркала, надела меховое манто, подхватила выходную сумочку и выключила свет. Из дому она вышла через черный ход и заперла за собою дверь. На дворе было темно и сыро, в воздухе висела холодная изморозь. Вайолет прошла к гаражу и села в машину. Разные люди предлагали заехать и отвезти ее в Крой, но она предпочла отправиться на своей машине и в Крой, и потом в Коррихил. Так она совершенно ни от кого не будет зависеть и сможет вернуться домой, когда захочет.

С праздника надо уезжать в самый разгар веселья.

Это было одним из жизненных правил Джорди. Думая о Джорди, припоминая милый звук его голоса, Вайолет немного утешилась. Она всегда чувствовала в такие мгновения, что он где-то рядом. То-то бы он сейчас позабавился, глядя, как она в свои семьдесят восемь лет, в бархате, мехах и бриллиантах, сидит за рулем забрызганного грязью автомобиля и катит, ни много ни мало, — на бал.

Направляя машину вверх по дороге, уходящей в гору в двойном луче фар, Вайолет дала своему Джорди зарок:

«Я знаю, мой дорогой, получается глупо, но это в последний раз. Отныне, если найдутся еще добрые люди, которые вздумают пригласить меня на бал, я отвечу им отказом. Дело в том, объясню я, что я, право, уже слишком стара».

Генри шел по дороге. Спустилась темнота, мелкий дождик моросил прямо в лицо. Река Крой была его единственным попутчиком, она катила свои воды параллельно дороге. Генри ее не видел, но постоянно ощущал, что она бежит рядом, а на перекатах и порогах, по которым она прыгала, разливаясь маленькими заводями, до него даже доносилось ее бодрое журчание. Ее близость успокаивала. Остальные звуки были знакомы, но странно усилены окружающим безлюдьем. Шумел ветер в ветвях деревьев, издалека, со склонов гор, долетал одинокий голос кроншнепа. Особенно громко звучали шаги. Иногда начинало казаться, будто следом за ним идет еще кто-то, но, вернее всего, это просто отзвук его собственных шагов. А если нет… жутко подумать.